Отец, как мог, успокаивал маленькую, хрупкую и беспокойную маму, наклонялся к ней и объяснял, как ребенку.
Мужчины в семье были все высокие ростом. Сыновья пошли в отца, даже младший Уно выделялся среди своих сверстников, и кто-то из них на улице даже обозвал его оглоблей. На школьной линейке Уно стеснялся, чувствовал себя неловко, сгибал колени и приседал.
Прошел ровно год без Хари, Арво и Георга. Однажды вечером отец возвратился с повесткой: он уходил в армию. Мама испуганно смотрела на него, слушала растерянно.
Отец стоял в дверях, наклонив голову, чтоб не задеть косяк. Мама ни разу не всплакнула, отец много и часто сморкался. Ночью мама собрала пузатый охотничий рюкзак. Все, что надо в дальний путь.
Свое первое письмо отец послал из Камышловских военных лагерей, что были между Ирбитом и Свердловском.
«Дорогая Клара! Не правда ли, странно, что мы теперь разговариваем с тобой не живым, человеческим, а бумажным языком? Вот пишу тебе первое в нашей с тобой жизни письмо. У меня такое ощущение, что начинается у нас с тобой вторая жизнь. Мы прошли с тобой больше двадцати лет, и ни разу нас не разделяло ни долгое время, ни большое расстояние. Я знаю, что это первое в моей жизни, обращенное к тебе письмо будет читать тебе наш Уно. Он уже вырос, большой, многое понимает, поэтому мне нечего скрывать, и я не стесняюсь, что он читает мое письмо к тебе. Когда он вырастет совсем взрослым, то ему еще понятнее станет это письмо.
Дорогая Клара, ты за меня не беспокойся, со мной все в порядке и ничего не случится. Я за себя вполне спокоен, но сердце мое сейчас очень волнуется. Поверь мне, я даже сожалею, почему не писал тебе раньше писем, возможно, тогда я был бы внимательнее, искреннее и откровеннее. Да, мало, очень мало я говорил тебе хороших и нежных слов, и даже сейчас у меня может их не хватить, но все самые прекрасные слова, которые существуют и не существуют, посылаю тебе, дорогая наша Клара, и моим детям. Поблагодари своего бога за то, что мы так счастливо встретились и так счастливо жили. Поклонись своему богу, пославшему нам и нашим детям счастливую судьбу, в которой были и трудности и радости, а главное — человеческая любовь. Вот какие мысли одолевают меня теперь вдали от тебя и моих детей. Не знаю, как у меня получится, но я хочу хлопотать, чтобы меня направили в воинскую часть, где служат мои сыновья. Если будет все хорошо, а я в это верю и даже обращаюсь к твоему богу за спасением, то после войны мы обязательно поедем на землю своих отцов. Теперь вы с Уно совсем одни, и я понимаю, как тебе тяжело. Вам будет легче, если вы с кордона переедете в город, Уно может поступить в ремесленное училище и находиться на государственном обеспечении. Подумай, пожалуйста, и сообщи о своем решении, потому что пока я оказывать вам денежную или другую помощь не могу. Пусть Уно пишет мне письма, ты диктуй ему, чтобы ничего нельзя было упустить, а я регулярно буду отвечать вам и давать знать о себе. В следующем письме напишу, возможно, еще подробнее, может, появится еще больше хороших слов и мыслей. Будьте здоровы, дорогие мои, да хранит вас твой бог, любимая наша Клара. Крепко целую, ваш Койт».
Письмо Уно перечитывал маме несколько раз и столько же раз объяснял непонятные ей слова. Неожиданно мама стала собираться к отцу в Камышловские лагеря. Отговаривать ее было бесполезно, у мамы нашлось доказательство:
— …Потому что в душе ему плохо. Папу надо успокоить.
С работы ее отпустили. Туда и обратно она добиралась с большим трудом, на лошадях, пешком и на попутных машинах. Вернулась поездом из Ирбита, счастливая и грустная одновременно.
Через месяц Уно поступил в ремесленное.
Сон, как назло, пропал, и Уно досадовал на себя, что без толку валяется в постели и неизвестно, чего ждет.
Раньше, когда ночевал дома, вставал ни свет ни заря, нежиться в постели не было времени, и в шесть утра уже шагал себе в город на учебу, позже на работу. Ходил так каждый день, вечером возвращался назад на кордон. Поизносил почти всю обувь, и тогда мама сшила чуни, галоши к которым Уно привязывал бечевкой.
Путь на завод проходил через старый парк. Спланировали и заложили парк еще ссыльные декабристы. Ровные липовые аллеи там расходились лучами. В воздухе стоял медовый пьянящий запах. Раскидистые деревья закрывали над головой небо. Сразу же за парком возвышался холм. По склону пролегла короткая улица, там стояли два больших деревянных двухэтажных дома. Когда-то, еще в прошлом веке, их построили и жили в них декабристы: в первом — Ивашевы, во втором — Басаргины, останавливались проездом Анненков, Пущин, Одоевский, о чем рассказывали истертые мемориальные доски. Дома хорошо сохранились и с тех пор не перестраивались. Перед самой войной в них открыли детский сад и ясли.