Заели здесь паразиты всех и каждого, житья никакого не стало. Откуда только берутся? В войну расплодились — сладу нет. Тело зудит, как от чесотки или крапивницы. Петька безудержно царапал кожу до боли.
Вечерами в спальне собирались в кружок под тусклой лампочкой, сбрасывали одежду и выворачивали наизнанку нательные рубахи, белые с завязками кальсоны, и ни холод, ни стыд никого не останавливали, пошли гулять пальцы по швам, выискивая и щелкая когтями затаившихся жирных „бекасов“. У „падлы“ „холопы“ вдруг вышвырнут одежды к порогу, Князь громыхнет вслед:
— Ты сам гаденыш, пусть тебя гады кусают и кушают, ха-ха!.. Расплодил стадо и пасешь заразу, падла! Ну, чего зекаешь? — Потом милостиво добавит: — Дазай дави кровопийцев, только не подходи близко.
Петька рубаху и кальсоны не снимал, лишь пальцами по телу нащупывал или в рукавах искал. Вроде в чистоте здесь жили, и врачиха следила, в баню ходили» раз в декаду застиранное сменное белье выдавали, но отделаться от вшей не могли ни на один день, словно они из живой кожи родятся. Когда наступал черед бани и смены белья, Петька на время тайно прятал часы между досками торцовой завалинки, в укромном месте: никто не подшпионит, не разгадает где.
Баню теперь топили с охотою. Натирались жесткой мочалкой, обливались горячей водой. Правда, жидкое и едкое мыло «ка» глаза поедом ест и кожу крапивой палит, зато после на морозе весь свет мил, блаженно дышится и немного спать хочется.
— Батюшки вы наши! — восклицает Валентина Прокопьевна в каком-то восторге. — Какой же ты розовенький, чистенький, гладенький! Ну, отдохнул малость, давай проверим твои успехи.
Господи милосердный, как надоела Петьке эта арифметика! Ему бы сейчас просто посидеть в этой уютной комнатке и не думать ни о каких успехах. Валентина Прокопьевна, кажется, угадывает его мысли, не торопится раскрывать задачник. Но все же садится рядом, придвигается и как-то загадочно говорит:
— Попробуй, Крайнов, решить совсем другую задачу…
— Смотря какую…
Ответил нерешительно, потому что никаких других, кроме арифметических, Петька не знает. Валентина Прокопьевна громко рассмеялась:
— В какую часто ребятишки играют, пишут мелом на стенах или заборах, видел?
— Не знаю…
Мало ли что чертят и рисуют мелом на стенах…
— Знаешь, знаешь, не притворяйся и не обманывай… Я вот тебе напишу, а ты только ответ проставишь. Совсем просто, один ответ…
— Если получится…
Она взяла мелок и на дверце шкафа старательно вывела: «Ваня + Рая =…»
Написала какую-то головоломку, которую разгадать ума не хватит.
Ленка еще в третьем классе любила морочить всем голову разными ребусами, досаждала и хвасталась, но те были совсем не похожи на эту.
— Ну же, Крайнов, ставь ответ! — нетерпеливо говорит Валентина Прокопьевна. — Или вот еще.
Она снова пишет столбиком: «Гена + Оля =? Степа + Вера =?»
Теперь-то уж совсем запутала этим столбиком.
— Много получается задачек.
— Дурачок ты, Крайнов, ответ-то у них один! — громко заливается Валентина Прокопьевна. — Ну, а здесь догадаешься?
Опять она пишет загадочный шифр: «В + П = Л… Ва + Пе =?» Недолго думая и чтобы не обидеть ее, Петька решил проставить цифру семь, коли везде один ответ.
— Откуда ты взял семерку? — хохочет Валентина Прокопьевна.
— На ум пришла…
— Ну, Крайнов, ты совсем, оказывается, глупый! Двадцать три года на свете живу, а таких ответов нигде не встречала! Даже просто предположить не могла! — смеется.
Неловко стало, не по себе. Вроде бы она посмеивается, но обижаться на нее нельзя, уж очень она искренне и красиво смеется. Петька попытался улыбнуться, но вышло как-то криво и виновато.
— Сколько там на наших серебряных? — весело спросила она.
Петька достал из-за пазухи часы. Она снова долго держала их в руках и гладила крышку кончиками пальцев, потом завела и опять смотрела завороженным взглядом.
Вернула лениво, с сожалением, словно расставалась с очень дорогой для себя вещью. Если бы часы были не батькины, то Петька бы и отдал, уж очень они ей нравятся и каждый раз прямо-таки в восторг приводят…
Забитая «падла» испуганно жмется к уголкам, стенкам, в тени, чтобы никоим образом не угодить на злую примету Князя.
Он сидит, по своему обычаю, на высокой постели и снова жрет свои припасы, полученные и доставленные в мешочках. Князь обложил всю «падлу» податью, ясаком, и каждый приносил свою долю. Одни украдкой выносили сахарок, другие поставляли пайку или горбушки, третьи лишались «маслица», «колбаски», жареной картошки. Сбор дани проводили «холопы» у дверей, держа наготове матерчатые мешочки. Попробуй кто не вынеси, посмей сам съесть, сопатки намылят, бока и печёнки отобьют, в поддыхало врежут. Петьку не трогали и пропускали по неизвестной ему причине. Ни разу пока не задержали, хоть и выходил он пустой.