— Отто… ты? — послышались изумленные восклицания.
— Да, милый Гельмут, я, твой маленький брат, которого ты хотел разложить на школьном столе для порки. Пока вы спорили о том, как вам удержать замок до прихода наших войск, я прямо привел наших друзей сюда. Ну, что, вы теперь будете отсылать меня наблюдать погоду?
Он с высоко поднятой головой встал пред сестрой, которая теперь разгадала, наконец, причину его таинственного исчезновения.
— Но ведь не мог же ты за такое короткое время сходить туда и обратно? — недоумевала Элеонора.
— По суше, конечно, нет, но в шлюпке, прямо через бухту, до передовых постов я добрался меньше чем в час.
— В такую бурю ты был на море? — ужаснулась баронесса Мансфельд.
— Да, бабушка! Я, правда, поспорил с бурей, но зато вовремя попал к коменданту. Он — старый полковой товарищ моего отца, и я знал, что он выслушает меня. Я изложил ему все наши обстоятельства, и он уверил меня, что сейчас же пришлет помощь. Что ты скажешь на это, Фриц?
— Что ты — превосходный мальчик! — воскликнул капитан. — Не будь приказа, мы пришли бы сюда только завтра к вечеру; я и не подозревал, что этого приказа добился ты. Но почему ты не присоединился к нам? Зачем ты вторично рискнул плыть по бурному морю?
— Потому что морем я через час мог уже быть дома, — ответил Отто, почти обиженный таким вопросом. — Тем временем сюда могли бы явиться датчане, здесь завязался бы бой, а меня-то и не было бы. Как видишь, Фриц, не мог же я рисковать?
— Я вижу одно, что ты родился быть солдатом, — расхохотался Горст.
— Конечно! В будущей войне я буду драться, во второй буду офицером, в третьей…
— Отто, довольно, ради Бога! — прервал его Лоренц. — Неужели на свете нет ничего другого, кроме войны?
Юный герой, не обратив внимания на увещевания воспитателя, бросился к своему другу Янсену, ничем не выразившему ему своей благодарности.
— Арнульф, что с тобой? Ты стоишь один, такой мрачный. Что случилось?
Арнульф, действительно, стоял в стороне, молчаливый и хмурый, не принимая участия во всеобщей радости. Он обернулся к юноше, пытаясь рассмеяться, но в его голосе чувствовалось скрытое страдание.
— Ничего, ничего со мной, мой милый Отто!
— Ты сердишься, что нам не удалось подраться с датчанами? — решил Отто, которому такое объяснение казалось очень близким к истине. — Да, я тоже недоволен! Кто мог предполагать, что Фриц так поспешит? Собственно говоря, он пришел слишком рано, мог бы и доставить нам удовольствие отразить небольшое нападение датчан.
— Прибереги свои сожаления на будущее, мой мальчик, — серьезно сказал Горст. — На этот раз наша задача — справиться с неприятелем. Завтра прибудут наши войска, и тогда произойдет решительное сражение.
Разговаривая, все перешли в главный зал; баронесса захотела узнать подробности беседы с начальником прусских войск, и в то время как она осыпала внука то ласками, то упреками за его отчаянную смелость, капитан Горст воспользовался случаем, чтобы отвести в сторону Еву, при последних его словах снова потерявшую свое мужество.
— Фриц, вдруг ты теперь погибнешь в бою? — со страхом пролепетала она.
— Наоборот! Я одержу победу и женюсь! — с непоколебимой уверенностью возразил он. — Но на этот раз нам во что бы то ни стало необходимо объясниться, Ева, иначе нам опять помешают, как тогда.
— Да, во время твоей последней просьбы…
— Совершенно верно. Итак, я торжественно повторяю свое предложение.
Девушка уже привыкла, что эти предложения делались ей при самых невероятных обстоятельствах; она перестала удивляться им и позволила себе только застенчивое замечание:
— Это уже в третий раз!
— Да ведь ты же три раза сказала мне «нет», а я объявил тебе, что в конце концов ты скажешь «да». Прав ли я был?
Горст нежно склонился к Еве, и так же нежно приникла к его груди маленькая белокурая головка, в то время как лукавая улыбка осветила ее лицо.
— Да, Фриц, к сожалению, ты оказался прав! — произнесла она. — Но нам предстоят еще тяжелые испытания: мой опекун все перевернет вверх дном, чтобы разлучить нас.
Горст засмеялся — перспектива такой борьбы, по-видимому, нисколько не беспокоила его.
— Успокойся, моя маленькая, милая Ева! — принялся он утешать ее. — Это уж мое дело. Я постараюсь справиться с наместником. В крайнем случае, чтобы овладеть тобой, я готов бороться хоть с двумя дюжинами опекунов.
Большие глаза Евы несколько округлились: две дюжины опекунов! Несколько многовато, но это невероятно льстило ее самолюбию, и она не сомневалась, что ее избранник может всех их обратить в бегство. Теперь она убедилась в его безмерной любви: Фриц был ее настоящим идеалом, и она повернулась к подруге, чтобы поскорее поделиться с ней своей радостью.