— Ну, вот, — только и сказал Оула и нырнул под пол. И в тот же момент вся догорающая груда из досок и бревен, будто облегченно вздохнув, осела, выпустив огромное облако оранжевых искр.
Придя в себя и едва ответив на вопрос «Сколько их было?», Виталий опять потерял сознание от истошного крика человека, который его и спрашивал. Он уже не слышал два подряд выстрела из ружья. Не слышал новых голосов. Не чувствовал как его тащат обратно вниз с утеса. Как ставят уколы…
Очнулся, когда везли. Будто по волнам, но уж больно тряско. Боль была повсюду. Правую ногу не чувствовал, словно ее и не было вовсе. Кружилась голова и тошнило. Вверху над ним — небо, мутное, бесцветное. Впереди дикий треск… «Буран!» — догадался Виталий. «Вот когда за мной приехали! — ввернулась саркастическая мысль. — А Юрка, где Юрка, нашелся, нет!?…». Сильно тряхнуло и боль, как голодный зверь, вгрызлась во все тело. Закрылись глаза. Тотчас память выбросила огонь и дым!
Виталий никогда не мог предположить, что с ним может произойти нечто подобное. Он уже знал, что ему никто не поверит. Да, будут участливо кивать, удивляться, для приличия соглашаться, а потом на смех поднимут, украдкой пальцем у виска покрутят. Но и не рассказать нельзя…. Было же, черт побери!.. Со мной было, на моих глазах!.. И тот… на вышке…, и в дверном проеме, в который он исстрелял все патроны из карабина!.. И те, что в окна заглядывали!.. И лай караульных собак!.. И трехэтажный мат с «феней» вперемежку!.. А тот, что в проходе все шел и шел на него… Медленно, по чуть-чуть…. Сколько он в него головешек запустил!… И в тех, что из окон глазели, по чердаку бегали…. Пока барак не загорелся!..
«Ой, да что это такое!.. Ну не дрова же везет!..» — грязное, перепачканное сажей лицо Виталия сморщилось от боли.
Вторые нарты сильно отстали. На них Василий вез отца. На самодельной волокуше из длинных жердей лежал, покачиваясь, Оула. Раны были не опасны, но для его возраста весьма неприятные. Раздавлено плечо, сломана правая ключица, ребро и сильное сотрясение головного мозга. Если бы не шапка, было бы гораздо хуже.
— Слушай…, — к Василию подбежал взволнованный Никита, едва тот подъехал к избушке и заглушил мотор, — этот-то, — он кивнул на дверь, — говорит, что его Юрка Савельев вез до зоны, водила из Полярного совхоза.
— Ну не знаю, вроде все обыскали!..
— Да нет, он сюда, к нам еще до бури, на лыжах ушел. У них ГАЗон сломался на переезде. Этого оставил, вторых лыж не было, а сам налегке к нам напрямик.
— По-онятно!.. Давай сначала отца устроим. Я ему еще укольчик вколю, и поедем искать второго. С Юркой уже нет смысла торопиться. А как тот!?
— Да вроде оклемался, оживает…
— У него ведь два ребра…, голеностоп и тоже сотрясение.
— Ты знаешь, мне кажется, он чем-то здорово напуган….
На Юрку Савельева вывели собаки. Он сидел с прямой спиной, ровно, вытянув шею, точно к чему-то прислушивался. Сзади к нему нарос огромный длинный сугроб, а лицо было в густом инее, отчего казалось, что он не настоящий, а вытесан из снега. Стоящие рядом лыжи, напоминали два нетолстых бревна, поскольку были во льду.
— Как он мог в наледь вляпаться!? — с болью и ожесточением произнес Василий. — Ведь вон…, и вон…, и вон…, повсюду эти рыжие разводы! А Теплое болото каждый ребенок знает. Что его понесло сюда!?
— Теперь это его тайна. Кстати, он далеко не по прямой шел к нам, — ровным голосом отозвался Никита.
— А я о чем!?
— Да, Юрий, сильно ты себе жизнь сократил.
— Ладно, давай прикроем его до приезда милиции. А то воронье или зверье мигом…
— Ты смотри, он почти по пояс был мокрый!.. Да-а, паренек, было бы у тебя ружье, пальнул, и мы бы тотчас прибежали. Тут ведь совсем рядом.
— Руби во-он те елки, а я пойду за ольховником.
Пока привезли, пока устроили больных, пока искали Юрку Савельева, стемнело. Никите и ребятам еще долго пришлось потоптаться на улице, ожидая повторного, более тщательного осмотра, который проводил Василий. Поэтому все четверо с нетерпением кинулись к своему доктору, когда тот вышел, наконец, на свежий воздух.
— Ну что, — не удержался Никита, — говори, не томи!?
Василий, как заправский доктор, который действительно только что вышел из операционной, долго тер в ладонях снег, тряс руками, стряхивая капли, глядел куда-то под ноги, после чего тихо произнес:
— А что говорить, ничего хорошего сообщить не могу. Оба очень тяжелые!
— Что значит тяжелые?! — опять не удержался Никита.
— У того два ребра, сотрясение, а главное, раздроблен голеностопный сустав правой ноги. Это очень серьезно! А у папы…, — Василий надолго замолчал.
— Ну, да говори ты, не тяни резину, что у него?!..
— Сепсис!.. Какая-то инфекция!.. Видимо, старые гвозди, сильный болевой шок!.. Не говоря о ключице, плече, сильном сотрясении…
— Ты считаешь безнадежно!?
— Если срочно сделать переливание крови…
— Дядь Вась, может, мы деда потихонечку повезем прямо в Салехард. Бензина хватит. На двух буранах пойдем. А?!.. — подал голос Андрей, старший внук Оула.
Василий даже не взглянул на племянника, лишь обреченно покачал головой.
— И на что нам надеяться, доктор?! — с легкой иронией и чуточку вызывающе от собственного бессилия спросил Никита.
— На его организм, — помолчав с минуту, словно еще раз взвешивая все возможности, ответил Василий. — Надо много крови. Отец перенес невероятный болевой шок. Одно ребро неудачно сломано… Я ему уже дважды ввел ……. Будешь в Аксарке, еще прихватишь…
— Ну, хорошо, — помолчав, произнес Никита, — с дедом понятно. — Он взглянул на ребят: — А тот, с ногой и… ребрами?!
— Оба они, и парень, и отец не транспортабельны. Их нельзя трогать. Пока мы их везли…, — Василий поежился от холода, — ухудшили их состояние, особенно досталось папе… Я пойду. Замерз. Да и вы не мерзнете, идите в избу, — скомандовал он ребятам. Только полная тишина у меня…
— Погоди Вась, — остановил Никита брата, — ты хочешь сказать, что этому парню ты ни чем не сможешь помочь…
— А что я могу, — резко, в полный голос ответил Василий, — ты же понимаешь, нужна срочная операция! Клиника!.. Оборудование, понимаешь, нет…, кровь, анестезия, наконец, бригада спецов!.. А я…, я могу только ампутировать. Да, Никита, только отрезать, и притом как можно быстрее. Сегодня еще по голень…. Завтра… — по колено.
— Как отрезать!? Ногу отрезать!? — ошеломленный Никита сделал шаг назад. — Ты…, ты не шутишь!?
— Я тебе все сказал…
— Какого хрена тебя столько учили, коновал хренов!? Столько в тебя вбухали, а ты «резать»! Это ведь не уникальный случай. Миллионы людей дробили себе кости и не всегда под рукой были клиники и спецы…
— Ну да, ты еще про шаманов вспомни…
— А почему нет!.. Они хоть что-то делали. А тебе вынь да положь современную операционную. Прости брат, но я тебя не понимаю…
— Хватит! — оборвал его Василий, и сурово взглянув, добавил: — Отправляйся в Аксарку. Сначала к Матвееву, ну, это как раз по твоей части, а потом в больницу к дежурной. Вот список что мне надо. Все, пора….
Как ни кипело все внутри Никиты, но власть по праву перешла к старшему брату и тут ничего не поделаешь. Он пошел было к «Бурану», но вернулся и, подойдя к Василию вплотную, тихо, но внушительно проговорил:
— Без меня не режь…
— Ну что Вы, как без Вас Никита Олегович! Уже ждем-с!
Взревел «Буран». И, поурчав на холостом ходу с минуту, понес Никиту с Андреем, да Беду с Горем для родных и близких Юрки Савельева.
Войдя в избушку, Василий последил за дыханием отца, проверил пульс, приложился ухом к груди и послушал сердце. Затем своего младшего, Ромку усадил у деда в голове.
— Почаще компресс меняй и пот с лица…, вот тряпочка.
Лишь после этого Василий подошел к Виталию. Тот терпеливо ждал, не отрывая от доктора пристального взгляда.
Опухоль заметно увеличилась. Казалось, она росла на глазах. Держа раздутый сустав в руке, Василий будто слышал, как похрустывают внутри битые косточки.
— Больно?
— Да нет, — как мог спокойнее ответил Виталий. В вопросе, в угрюмости, с которой осматривал его сын Олега Ниловича, в медлительности и, главное, по тому, как тот отводил глаза и старался смотреть мимо, Виталий заподозрил неладное.