Клаус подозвал к себе аватара:
- Мы пойдём разными путями, - Майклсон указал на обрушившийся перед ней тоннель. - Иди этим. Самый сложный лабиринт, Хорайзен, там множество преград, будь осторожна. Но осторожность - не твой конёк.
- Как прикажете, господин, - ответила аватар, шагая в самую темноту тоннеля. Хорайзен видела усиливающиеся потоки красной ярости, которые плавно исходили откуда-то из самых недр лабиринта. Эта энергия лилась, словно кровь по артериям, она пропитывала всё, до чего дотягивалась. И лишь в самом сердце кровотока она становилась чёрной, матовой, тягучей и колючей. Словно бы тот цвет и свет, которым она пульсировала, начинал колоться тонкими, острыми иглами.
И при приближении Никлауса эта энергия съёживалась, становилась тёмно-алой, проникновенной и густой. Она вибрировала и пульсировала, как горло волка во время угрожающего рыка.
Вновь раздался голос Никлауса, от которого текучая энергия задрожала и практически замерла:
- В какой-то степени ты прекрасна в своём величии. Но это так скучно. Знаешь, по сути, иметь в себе бесчеловечность всегда у меня приветствовалось, но я многое потерял без человечности.
Хорайзен молчала, ощущая под ногами дрожащие шаги где-то далеко. Они разносились и резонировали с миром в тягучем и рваном вальсе, который в один момент переходил в дикий пляс танго или ритуальных танцев. Аватар вслушивалась в эти ощущения мира.
Никлаус в кровавых потоках был царём и королём, его боялись, его питали и боготворили. При каждом шаге оборотня это величие усиливалось, казалось ярким и ослепляющим. Аватар это чувствовала, хоть и была разделена с господином серыми камнями пещер.
Лабиринт, полный мистических аномалий и запутанных коридоров, был опасен не только любознательным спелеологам. Безумие чистого первородного вида, по-животному опирающееся на все четыре конечности, встретило Никлауса довольным рыком предстоящей игры и вкусного обеда, приправленного кровью сильного врага. Создание издало тонкий визгливый звук, похожий на писк неразумного щенка, затеявшего веселье.
Тонкое, сухое, жилистое тело дикого аватара светилось в темноте серебристо-янтарным светом, который больно резал глаза. Но вот на вытянутой и острой морде проступали черные матовые клыки, сверкающие зелёным отливом. И самой устрашающей чертой твари были острые сощуренные ярко-алые глаза с белым зрачком. Дикий двигался медленно, словно переступая и пробуя пол под ногами на прочность, царапая серый камень когтями. Аватар сделал мелкий выпад вперёд, принюхиваясь к запаху Майклсона, наклоняя голову к тощему плечу. На отвратительной морде, как могло показаться, проступила улыбка. Создание резким прыжком сократило дистанцию, намереваясь нанести первый пробный удар. Оборотень резко метнулся в сторону, уворачиваясь от мощной, когтистой лапы. На месте, где только что стоял Клаус, камень, пронзённый аватаром, оказался разбит. А сам дикий недовольно вильнул коротким обрубком хвоста и молниеносно развернулся в сторону противника, припадая на передние лапы. Как пёс, затеявший милую игру со своим хозяином.
Клаус немного попятился назад, стараясь предугадать следующую атаку животного, а во рту появился стальной привкус крови. Оборотень, выставив вперёд ставшую когтистой ладонь, немного наклонился, копируя позу аватара, и резко прыгнул вперёд, желая пробить пульсирующую артерию на шее твари. Вот только ловкости животному было не занимать. Очевидная атака, да ещё и по такой мелкой мишени, не дала результата. Создание резким прыжком оказалось возле стены и, оттолкнувшись от неё, очутилось за спиной у оборотня и вновь напрыгнуло, намереваясь массой повалить непрошеного гостя на пол, где будет проще нанести ранение, но не убить.
Никлаус успел при касании с землёй сделать резкий кувырок через голову и развернуться в сторону атакующего. Волк упал на спину и уже был готов вонзить в грудь животного когти и вырвать пульсирующее под тонкой кожей сердце.
Но он не успел.
Мощная когтистая лапа дикого крепкими тисками оказалась на горле оборотня. Холодный шершавый язык твари коснулся кончиком лба мужчины. И перед глазами Клауса пронеслась вся жизнь в самых разных её оттенках: в ярких и колючих, в матовых и глухих, в приятных и вызывающих отвращение. Но самое яркое и болезненное пятно было всё-таки окрашено в цвет золотистых волос Кэролайн, в которых запутались струйки алой крови. В этот миг Никлаус издал короткий вой, в котором можно было прочесть отчаяние и боль, переходящие в невыносимую беспомощность и страх.
Длинный раздвоенный язык, напоминавший больше гнилые сухожилия, прошёлся по небритой мужской щеке, оставляя после себя след от содранной кожи. Дикий не собирался просто так сжирать добычу. Клаусу показалось на мгновение, что тварь хотела заставить его бороться и рваться на свободу, поддавшись адреналиновой встряске. Вынудить испытать страх и позорную потребность в том, чтобы смерть настигла в долю секунды, подарив облегчение без страданий. Оборотень краем подсознания начал понимать, что когда-то и сам любил поиграть с жертвами в этих лабиринтах, заставляя их молить о пощаде.