- Выход найдёшь сама, я полагаю.
- Думала, у нас возникла некая связь, но да, беги от общей проблемы, потому что я - вампир! - крикнула вдогонку Кэролайн. Клаус различил в её голосе отчаянные нотки и то, как защемило сердце от них, его остановило. Он не спеша обернулся, силясь понять, что с ним происходит, и надменно заглянул ей в глаза.
- Даже ненавистные вам вампиры не смогут поглотить Рим, как сейчас делает это Константин. С чем вы останетесь, когда этот узурпатор уничтожит наш мир? Скоро он узнает и о вас, если уже не знает. Мы можем разделить власть и взять под контроль элиту. Подумай над этим, Клаус.
Кэролайн подошла к нему совсем близко. Он чувствовал тепло её тела, аромат, который не исходил ни от кого больше на его памяти, и он опьянял с каждой секундой всё больше. Её игривое состояние вмиг ушло и вновь вернулась хладнокровная королева вампиров.
- Я найду тебя, если передумаю, - ответил Клаус сдержанно и безэмоционально, заметив при этом промелькнувшее в её глазах разочарование.
Она ушла, оставив Клауса со своими противоречивыми мыслями наедине. Одно он точно теперь знал: Кэролайн смогла перевернуть его мир вверх дном, только лишь после одной первой встрече. А что будет дальше?
***
Клаус пытался зацепиться за свет, идущий из глубин воспоминаний, чтобы вернуться. Вернуться к ней. Он старался уловить аромат её тела, который нельзя было спутать ни с чем иным.
Но на смену приятным воспоминаниям пришёл густой морок, который плотно заполнял сознание. К золоту её света добавилась кровь. Густая и красная. И этот яркий контраст оборотень запомнил надолго. Именно это сочетание яркого солнца и цвета смерти вели его долгое время, заставляя погружаться в отчаяние и страх.
Жизнь без неё. Без знания о том, что она жива, что она улыбается и дышит.
Никлаус коротко взвизгнул и прильнул всем телом к полу, дрожа и скуля. Отчаяние и боль, застилающие глаза, заставляли его окунаться в тягучую мглу. В ней хранилось то, от чего он сбегал - жизнь без Кэролайн.
Клаус потерял счёт времени, касаясь глухого тумана растерянности.
Дикий аватар, рассыпавшийся в мелкую пыль, оставил после себя тягучее ощущение одиночества и усталости. Неужели они были настолько едины в тот короткий момент борьбы, что Клаус теперь ощущает смерть погибшего создания как свою?
Может, теперь вся эта борьба за выживание - лишь временное спасение и жалкая попытка затормозить то, что неизбежно? Он, вождь оборотней, бывший король Нового Орлеана, теперь скулит и прижимает уши к голове, очарованный и подавленный смертью. Он не смог победить аватара, который живёт лишь на инстинктах, как зверь.
Или же с ними, дикими, можно бороться лишь в животном обличии?
Может, тогда стоит отказаться от отголосков своей человечности и позволить животному началу захватить разум?
Клаус с трудом поднялся на лапы и, пошатнувшись, припал боком к стене. Он опустил голову, воинственно зарычав в пустоту и стараясь отогнать от себя страх. Метнувшись в перёд, оборотень рванул куда-то по коридорам, в которых остро ощущался запах дикого аватара. Той твари, которая была владычицей этих сводов долгие недели. Она заполнила своим ароматом убийства всё: каждый камень, закоулок или мокрый мох.
«Клаус»
На бегу оборотень развернулся и, подпрыгнув, легко оттолкнулся от стены, позволяя себе изменить направление бега. Он практически не видел, куда бежит, но он чувствовал, как ярость первобытной твари заполняет его жилы. Клаус чувствовал, как хочет рвать чужую плоть, упиваясь кровью и криками жертвы, как хочет погрузить клыки в чужое мясо и проглотить его, совершенно не ощущая вкуса. Лишь бы унять голод.
«Клаус!»
Но назойливый голос, раздающийся в голове, не давал полностью погрузиться в животный мир инстинктов и рефлексов. Никлаус краем человеческого сознания чувствовал, что этот голос чей-то знакомый и родной.
«Почему ты мне раньше не сказал?»
Что он мог сказать? Что бороться за жизнь - глупая трата времени и проще умереть, избавив себя от мучений? Сказать, что волчья душа не чувствует горя потери и страха одиночества? А шагнуть к миру людей обратно - это была лишь проверка своей силы воли и попытки начать жизнь заново, когда уже не так больно?
«А ты бы мне поверила?»
А кто ему бы мог поверить? Обладательница этого голоса?
Оборотень остановился и, вскинув морду, громко завыл, стараясь перебить весь шум в голове. Медленная и назойливая дрожь больно проникала в жилы и кости, заставляя выть ещё громче.