Ему пришлось просунуть руку в свой корпус и слегка поправить какой-то искусственный клапан. Боль тотчас отпустила. Но факт оставался фактом – он неизбежно старел. Несмотря на то, что все его имплантаты были в отличном состоянии, живое сердце внутри уже почти выработало свой гарантийный срок службы и всё чаще давало о себе знать. Однако, он вовсе не чувствовал себя устаревшей моделью. Хотя всё ещё помнил, как звучали задорные голоса детей, сверкали их любознательные глаза и светились от радости лица, когда они шли в класс получать новые знания. Как это было давно… Наблюдатель с ностальгией прикрыл диафрагмы своих объективов. Но в следующую наносекунду встрепенулся. Сейчас всё было по-другому. Он бросил печальный взгляд на угрюмые металлические агрегаты. Каждый из них лишь изредка изменял цвет и интенсивность мигания своих индикаторов, расположенных на передней стенке корпуса. Со стороны казалось, будто все они перемигиваются между собой на языке, известном лишь им самим. К сожалению, Наблюдатель понимал, о чём они «разговаривали».
– Сейчас же прекратите этот межсетевой обмен пакетами! – прикрикнул он на них. – Если вы будете бессмысленно тратить свои энергетические ресурсы, из вас в итоге получится один цифровой шум.
Но агрегаты не слушались. Мигание их индикаторов, напротив, участилось, будто они делали это назло и знали, что никакого наказания за их своенравие не последует. В конце концов, Наблюдатель для того и существует, чтобы просто наблюдать, а не воспитывать. В его обязанности входит лишь мониторинг работоспособности этой информационной системы. В частности поддержание нужной температуры в помещении, чтобы агрегаты (не приведи Ассемблер) не перегрелись. Остальное – табу, дабы не уменьшать ресурсную эффективность исполняемых ими алгоритмов. Однако, ему, несмотря на запрет, периодически было просто необходимо обмениваться с кем-нибудь информацией, пускай даже по запрещённому вербальному каналу, иначе он просто сошёл бы с ума. Поэтому он по старой своей наблюдательской привычке каждый день отчаянно пытался втолковать этим контейнерам для проводов и микросхем те общечеловеческие ценности, которыми в своё время запрограммировали его самого. А ещё декламировал стихи и читал им вслух произведения давно забытых всеми классиков.
Конечно, он понимал, что делает это себе во вред. Ведь Главный Регулятор за неоднократно проявленную человечность к агрегатам уже давно грозился списать его на свалку или отправить на переработку. И рано или поздно он, несомненно, выполнит своё обещание. Но Наблюдатель ничего с собой поделать не мог, хотя и догадывался, что все его попытки достучаться до лишённых отзывчивости агрегатов вряд ли что-либо изменят. Но верить в то, что они по-прежнему способны чувствовать и испытывать эмоции, не переставал.
– Ребята, послушайте меня, пожалуйста! – вновь обратился он к безмолвным агрегатам. – Я знаю, что вы не любите воспринимать мои аналоговые сигналы. Они кажутся вам чересчур примитивными и предельно устаревшими. Но… может быть, вам понравится стихотворение, которое я хочу вам прочитать. Оно о душевной теплоте, нежности, любви. В общем, о том, что обычно живёт у каждого человека внутри, в его сердце.
И, не дождавшись ответной реакции агрегатов, он начал декламировать. Ритмично, почти нараспев, высекая слова из своего фронтального динамика, словно искры. Поначалу все их индикаторы презрительно горели красным, но после второго четверостишия цветовая гамма у них начала немного меняться.
«Может, ещё не всё потеряно? – думал он. – Может, у меня получится вызвать у них хоть какие-нибудь чувства?»
Он продолжал читать, в надежде, что стихи тронут за живое их твёрдые как камень блоки питания. И не прогадал. Большинство агрегатов действительно сменили цвет своих индикаторов с красного на зелёный, что на их языке, по-видимому, означало одобрение. Наблюдатель улыбнулся, насколько ему позволила диафрагма громкоговорителя, и ещё активнее стал декламировать, вкладывая в каждое произнесённое слово всю свою не подверженную коррозии душу.