- Вам кажется, что я неправа, Артур, - сказала она после небольшой паузы. - Нет, правда на моей стороне. И когда-нибудь вы поймете это... Вот и дом Марьетты. Зайдете, может быть?
- Нет, уже поздно. Покойной ночи, дорогая!
Он стоял возле двери, крепко сжимая ее руку в своих.
- "Во имя бога и народа..."
И Джемма медленно, торжественно досказала девиз:
- "...ныне и во веки веков".
Потом отняла свою руку и вбежала в дом. Когда дверь за ней захлопнулась, он нагнулся и поднял кипарисовую веточку, упавшую с ее груди.
Глава IV
Артур вернулся домой словно на крыльях. Он был счастлив, безоблачно счастлив. На собрании намекали на подготовку к вооруженному восстанию. Джемма была теперь его товарищем, и он любил ее. Они вместе будут работать, а может быть, даже вместе умрут в борьбе за грядущую республику. Вот она, весенняя пора их надежд! Padre увидит это и поверит в их дело.
Впрочем, на другой день Артур проснулся в более спокойном настроении. Он вспомнил, что Джемма собирается ехать в Ливорно, a padre - в Рим.
Январь, февраль, март - три долгих месяца до пасхи! Чего доброго, Джемма, вернувшись к своим, подпадет под протестантское влияние (на языке Артура слово "протестант" и "филистер"(*22) были тождественны по смыслу). Нет, Джемма никогда не будет флиртовать, кокетничать и охотиться за туристами и лысыми судовладельцами, как другие английские девушки в Ливорно: Джемма совсем другая. Но она, вероятно, очень несчастна. Такая молодая, без друзей, и как ей, должно быть, одиноко среди всей этой чопорной публики... О, если бы его мать была жива!
Вечером он зашел в семинарию и застал Монтанелли за беседой с новым ректором. Вид у него был усталый, недовольный. Увидев Артура, padre не только не обрадовался, как обычно, но еще более помрачнел.
- Вот тот студент, о котором я вам говорил, - сухо сказал Монтанелли, представляя Артура новому ректору. - Буду вам очень обязан, если вы разрешите ему пользоваться библиотекой и впредь.
Отец Карди - пожилой, благодушного вида священник - сразу же заговорил с Артуром об университете. Свободный, непринужденный тон его показывал, что он хорошо знаком с жизнью студенчества. Разговор быстро перешел на слишком строгие порядки в университете - весьма злободневный вопрос.
К великой радости Артура, новый ректор резко критиковал университетское начальство за те бессмысленные ограничения, которыми оно раздражало студентов.
- У меня большой опыт по воспитанию юношества, - сказал он. - Ни в чем не мешать молодежи без достаточных к тому основании - вот мое правило. Если с молодежью хорошо обращаться, уважать ее, то редкий юноша доставит старшим большие огорчения. Но ведь и смирная лошадь станет брыкаться, если постоянно дергать поводья.
Артур широко открыл глаза. Он не ожидал найти в новом ректоре защитника студенческих интересов. Монтанелли не принимал участия в разговоре, видимо, не интересуясь этим вопросом. Вид у него был такой усталый, такой подавленный, что отец Карди вдруг сказал:
- Боюсь, я вас утомил, отец каноник. Простите меня за болтливость. Я слишком горячо принимаю к сердцу этот вопрос и забываю, что другим он, может быть, надоел.
- Напротив, меня это очень интересует.
Монтанелли никогда не удавалась показная вежливость, и Артура покоробил его тон.
Когда отец Карди ушел, Монтанелли повернулся к Артуру и посмотрел на него с тем задумчивым, озабоченным выражением, которое весь вечер не сходило с его лица.
- Артур, дорогой мой, - начал он тихо, - мне надо поговорить с тобой.
"Должно быть, он получил какое-нибудь неприятное известие", подумал Артур, встревоженно взглянув на осунувшееся лицо Монтанелли.
Наступила долгая пауза.
- Как тебе нравится новый ректор? - спросил вдруг Монтанелли.
Вопрос был настолько неожиданный, что Артур не сразу нашелся, что ответить.
- Мне? Очень нравится... Впрочем, я и сам еще хорошенько не знаю. Трудно распознать человека с первого раза.
Монтанелли сидел, слегка постукивая пальцами по ручке кресла, как он всегда делал, когда его что-нибудь смущало или беспокоило.
- Что касается моей поездки, - снова заговорил он, - то, если ты имеешь что-нибудь против... если ты хочешь, Артур, я напишу в Рим, что не поеду.
- Padre! Но Ватикан...
- Ватикан найдет кого-нибудь другого. Я пошлю им извинения.
- Но почему? Я не могу понять.
Монтанелли провел рукой по лбу.
- Я беспокоюсь за тебя. Не могу отделаться от мысли, что... Да и потом в этом пет необходимости...
- А как же с епископством?
- Ах, Артур! Какая мне радость, если я получу епископство и потеряю...
Он запнулся. Артур не знал, что подумать. Ему никогда не приходилось видеть padre в таком состоянии.
- Я ничего не понимаю... - растерянно проговорил он. - Padre, скажите... скажите прямо, что вас волнует?
- Ничего. Меня просто мучит беспредельный страх. Признайся: тебе грозит опасность?
"Он что-нибудь слышал", - подумал Артур, вспоминая толки о подготовке к восстанию. Но, зная, что разглашать эту тайну нельзя, он ответил вопросом:
- Какая же опасность может мне грозить?
- Не спрашивай меня, а отвечай! - Голос Монтанелли от волнения стал почти резким. - Грозит тебе что-нибудь? Я не хочу знать твои тайны. Скажи мне только это.
- Все мы в руках божьих, padre. Все может случиться. Но у меня нет никаких причин опасаться, что к тому времени, когда вы вернетесь, со мной может что-нибудь произойти.
- Когда я вернусь... Слушай, carino, я предоставляю решать тебе. Не надо мне твоих объяснений. Скажи только; останьтесь - и я откажусь от поездки. Никто от этого ничего не потеряет, а ты, я уверен, будешь при мне в безопасности.
Такая мнительность была настолько чужда Монтанелли, что Артур с тревогой взглянул на него:
- Padre, вы нездоровы. Вам обязательно нужно ехать в Рим, отдохнуть там как следует, избавиться от бессонницы и головных болей...
- Хорошо, - резко прервал его Монтанелли, словно ему надоел этот разговор. - Завтра я еду с первой почтовой каретой.
Артур в недоумении взглянул на него.
- Вы, кажется, хотели мне что-то сказать? - спросил он.
- Нет, нет, больше ничего... Ничего особенного.
В глазах Монтанелли застыло выражение тревоги, почти страха.
x x x
Спустя несколько дней после отъезда Монтанелли Артур зашел в библиотеку семинарии за книгой и встретился на лестнице с отцом Карди.