В это же время Сергей находился в двух шагах от сына, сзади, он видел, как того засасывает, но он ничего не мог сделать для сына, так как и сам был трясиной обездвижен, будто питоном скрюченный и сдавленный. Он понимал, что помощи ждать ни откуда — их может спасти лишь чудо. И все же он пытался что-то придумать, чтобы выбраться из этой трясины. Но, к несчастью, в голову ничего не приходило. И чем меньше оставалось надежды на чудесное спасение, тем больше в душе росло отчаяние, затуманивая этим ясность ума.
В эти считанные для жизни секунды отец не молился о собственном спасении, он молился за сына: «О Боже! Я бы все отдал на свете, чтобы только сын остался жив! Ему бы жить и жить… Ведь, такой умный и добрый парень погибает!.. И все по моей вине!.. О Боже, если ты есть, Боже, помоги моему сыну выбраться из этой трясины!.. Я и сам не могу шевельнуться, я здесь застрял… Если бы я мог, если бы у меня было достаточно сил, я бы нырнул в это поганое болото под ноги сына, себя подставив, лишь бы дать ему возможность выкарабкаться из это болота… Я понимаю, мы в одинаковом положении с Володей и мне нечего тебе предложить взамен! Я знаю, я и сам погибну в этом проклятом болоте… Но если нам с сыном суждено вместе погибнуть, Боже, то пусть я буду первым, ибо нет ничего ужаснее для родителя на этом белом свете, чем видеть смерть родного дитяти! Прошу тебя, Боже: или спаси моего сына, или дай мне первому умереть!..»
Сергей очнулся от собственных молитв и увидел, что Володя из последних сил пытается вытянут уже рот, чтобы набрать в легкие воздуха.
—Володечка, милый, дорогой, любимый мой сын, — рыдая, кричал отец, — прости меня дурака за все, прости меня за мать, за то, что так долго мы не виделись с тобой, когда я должен был быть подле тебя, пока ты рос и мужал… прости меня за то, что я тебя погубил в этом проклятом болоте…
Отец опомнился и спросил:
—Володя, ты хочешь что-то мне сказать? Говори! Я тебя слушаю!..
—Я очень люблю тебя, папа… И я уже ничего не боюсь, — деланно спокойным тоном сказал сын.
У отца молнией промелькнула в голове мысль: «Мой сын мужественней меня, он пытается меня упокоить. Эх, сынуля мой, дорогой любимый… Пусть он говорит… ему нужно…»
—Папа, про…
Володя не успел закончить фразу. Видимо, хотел попрощаться с отцом и уйти навсегда.
Жестокая трясина поглотила юношу с головой, а на поверхность выпустила его прощальные воздушные пузыри.
Так трагически ушел из жизни юноша, возможно, ни разу с девушкой не целовавшийся — безгрешная душа, целью которого было совершить в этой жизни что-то полезное, возможно, геройское, но… Перестало биться сердце Владимира Сергеевича Дьяконова в треклятой аномальной зоне Шушмор, зоне еще полное не разгаданных тайн, но унесшая с собой жизни многих-многих людей, которые тоже хотели жить, но погибли.
Говорят, смерть одного человека — это трагедия, смерть миллионов — это статистика. На первый взгляд, мысль эта цинична, ну, а по факту она правдива. На глазах отца произошла именно трагедия — он потерял родного сына, человека, за которого он пошел бы и в огонь, и в воду, за которого он принял бы все пытки ада, но Сергей стоял и ничего не мог сделать для сына своего, сам уже готовый к участи постигшей его дорогого и любимого сына. К его несчастью, как отца, он лицезрел смерть сына. Теперь он сам был готов отдаться во объятия трясины, только бы отключить мучавшее его сознание.
—Володя, — прошептал отец, — скоро мы будем вместе — втроем: ты, мама и я.
Трясина почему-то временно прекратила засасывать Сергея; он стоял в ней по шею. Ему хотелось крикнуть во все горло в отчаянии, и из него вырвался вопль будто его раздирало на части: «Боже! Ну, почему же ты меня не забираешь?!»
Сергей вопил, ругался матом, проклинал все, что ему приходило на ум, проклинал себя, проклинал всю нечисть: чертей, дьяволов, леших…
«Сынок, что же я натворил?!.. Зачем же я взял тебя в это прОклятое место!..»
«Ме-сто… ме-сто…» — вторило ему эхо.
«Слышишь, ты, чудище лесное, — снова в отчаянии закричал Сергей, — верни мне моего сына! Прошу тебя! Прошу! Он же еще мальчик! Прошу тебя!..»
Отчаявшийся слышал лишь свое эхо, уходившее в даль.
Вдруг, над головой Сергея раздался громкий древесный скрип отваливающейся от большого дерева тяжелой ветки. Он инстинктивно зажмурил глаза и резко нагнул голову вперед так, что подбородком коснулся вонючей болотной жижи, но на всякий случай защититься от возможного хлёсткого или тяжелого удара по голове. И сверху действительно обрушилась большая тяжелая ветка, которая своими концами с ожесточением шлепнула поверхность болота, при этом еще умудрившаяся хлестнуть Сергея по шее, причинив ему жгучую боль, что он, не выдержав боли, вскрикнул — ну и, как это полагается у русского человека, настоящего русского человека, матюгнулся, даже в адрес той, что станет его спасительницей — в адрес свалившейся на него ветки, которая под влиянием каких-то природных сил, точнее, силы гравитации, упала, задев утопающего. Как говорится, нет худа без добра. А главное — воспользоваться упавшим с небес добром, что и решил сделать человек, который уже было отчаялся…