Выбрать главу

Когда я вылез из моря, Звездного волка уже окружила толпа почитателей. Загорелые тела образовали плотное кольцо, отгородив от меня полотенце, сифон-холодильник с газированной водой и пеструю подстилку. Лежать голым на гальке неприятно, но пробираться к Звездному волку я не стал. Незачем привлекать внимание к моей скромной персоне, да и Рэд не любит, когда его прерывают.

— Знаю ли я, что такое эффект Бурова? — вопрошал между тем мой товарищ субтильную белокурую девушку. — Знаю, если вы подразумеваете историю с ожерельем. Еще бы мне ее не знать!

Звездный волк разразился хохотом.

— А знаете ли вы, что если бы не я, никакого ожерелья возможно и не было бы? И неизвестно, что дарили бы женихи своим невестам в знак пламенной любви.

Тотчас раздались голоса, требующие разъяснений, и Звездный волк начал рассказ.

— Вряд ли вы помните, при каких обстоятельствах Буров оказался на орбите Зейры, а дело было так. «Прима» шла к этой планете, чтобы высадить экспедицию, но когда Буров ушел в первый поиск, нас вызвали на Эксперимент. Исследования пространственно-временной постоянной, которыми занимались физики, привели к тому, что людей с этой планеты надо было срочно эвакуировать. Времени у нас не оставалось и Пальцев, капитан «Примы», принял решение идти к Эксперименту, не дожидаясь возвращения Бурова. Чтобы Степан не особенно скучал до прибытия «Викинга», который должен был пройти мимо Зейры через три недели, Пальцев предложил оставить на автоматическом маяке одного из команды. И, разумеется, я оказался первым добровольцем. Я был рад, когда Буров вернулся из поиска. Мне он тоже обрадовался, но узнав, что «Прима» ушла на Эксперимент, помрачнел и во всеуслышанье стал проклинать пространственно-временную постоянную и всех, кто тратит время на ее поиски.

Каждый звездолетчик время от времени проклинает ее в душе, сколько раз и мои собственные планы рушились из-за необходимости совершать внеочередной рейс на Эксперимент! Вот и теперь вместо трех недель мы со Степаном просидели на орбите Зейры два года. Виноваты во всем были эти ребята с Эксперимента. Они как-то неудачно проткнули пространство, и Зейра вместе с дюжиной других планет попала в пространственный кокон. И пока кокон не рассосался, добраться до нас было нельзя.

Если вас интересует, что это за кокон, я попытаюсь объяснить. Поранили вы себе, например, руку, рана начинает подживать, на месте пореза появляется твердый рубец, уплотнение ткани, которое черта с два проколешь или прорежешь. Вот и у Зейры возникло подобное уплотнение пространства, а мы оказались внутри него. Но тогда мы об этом не догадывались. Приемной аппаратуры межпланетного действия у нас не было и мы не особенно удивились, когда в назначенный срок «Викинг» не пришел — это ведь экспедиционный корабль, а не рейсовый. Ожидая его со дня на день, мы обрабатывали результаты вылазки Бурова на Зейру, вели наблюдения с орбиты, в общем были заняты делами.

Но месяца через полтора, когда работы были завершены, мы с Буровым всерьез приуныли. Заниматься до появления корабля было решительно нечем, а для досуга десантные боты, как вы знаете, мало приспособлены. Чтобы как-то скоротать время, мы вылизали бот до зеркального блеска, проверили и отремонтировали все, что нуждалось и не нуждалось в проверке и ремонте, и стали придумывать себе развлечения. Писали стихи, рисовали, изготовили массу различных игр. В конце концов мы изрядно надоели друг другу. Разошлись по каютам и начали придумывать, чем бы еще заняться.

Тогда Степану и пришла в голову мысль сделать для своей жены ожерелье из зеленых камней, подобранных на Зейре. Собирая образцы минералов, он взял, вместо положенных по инструкции одного-двух таких камней, десятка три. Они были необычайно красивы, эти небольшие камешки и производили неожиданное впечатление: будто держишь в руках кусочек южного моря, живого и теплого. Когда свет падал под определенным углом, внутри камней пробегали темные волны, а цвет их в зависимости от освещения, менялся от сине-черного до светло-салатного.

Сначала Степан принялся обрабатывать их вручную, но потом мы смастерили с ним примитивный станочек для обработки. Почти два года трудился Буров над ожерельем. Обточив камни на станке, он потом вручную доводил их, вырезал узор по рисунку, угадывавшемуся в заготовке, тщательно шлифовал ее. Когда «Олень» принял нас на борт, ожерелье было закончено. Буров очень гордился им.

К тому времени мы изрядно соскучились по Земле. Степан чуть не вслух грезил о жене, а я о своей стоявшей на ремонте «Незабудке». Словно кузнечики прыгали мы с корабля на корабль, с одной планеты на другую, пока наконец я не узнал на Луне, что «Незабудка» уже вышла из дока и отправлена в рейс. Известие, полученное Степаном, было во много раз хуже — жена его заболела спунсом. Вы, конечно, знаете, что это такое. Вера была в числе тех двадцати человек, которые заболели при обследовании старинных складов биологического и химического оружия, оставшихся от эпохи Разоружения…

Звездный волк сделал паузу, посмотрел на спокойное, залитое солнцем море, на далекие белые паруса, напоминавшие птиц.

— Да, редко бывают такие неудачные возвращения, — продолжал он, нахмурившись. — О несчастье, случившимся с Верой, Степан узнал в информатории Космопорта и, взяв гравилет, полетел в санаторий «Серебряный мыс», куда поместили его жену. Гравилет шел на предельной скорости и все же дорога заняла часов пять. Конечно, Буров мог воспользоваться скоростным транспортом, но ему никого не хотелось видеть. Он знал, что для спасения его жены и других больных делается все возможное и невозможное, однако горечь и гнев помимо его воли росли, туманили мозг. Горечь оттого, что миллиарды людей живут и будут жить как ни в чем не бывало. Гнев — на Совет Безопасности, не проследивший за тем, чтобы были приняты эффективные меры для охраны жизни и здоровья людей. Гнев на обезьяноподобных предков, которые так изгадили планету, что до сих пор археологическим командам безопасности хватает работы. Мало того, что эти команды ведут поиски на Земле и на околоземных орбитах, они, как Вера рассказывала, трудились недавно даже на Луне.

Но сильнее горечи и гнева в эти часы были ненависть и презрение, которые Буров испытывал к самому себе. Не его дело судить предков и критиковать работу Совета Безопасности, в конце концов предки сохранили Землю, а в Совете сидят люди и они могут ошибаться. Но как получилось, что он, мужчина, здоров и полон сил, а его жена умирает?

Вера была еще жива, болезнь удалось блокировать, замедлить ее течение. Стимуляция организма облучениями, вливаниями и комплексом мер, о которых Буров имел лишь смутное представление, могла на некоторое время поддержать жизнь Веры. Но надолго ли?..

Буров не замечал ни веселого разлива зелени под гравилетом, ни сверкающих зеркал озер, ни плавного парения птиц, уступавших ему дорогу. Очнулся он только когда остались позади белые купола Светлогорска. Вот вдалеке показались коттеджи «Серебряного мыса», блеснула гладь гигантского озера. Буров скомандовал гравилету спуск.

В мятом, стального цвета комбинезоне, резко выделявшемся на фоне молодой зелени, широко шагал он по высокой, сочной траве, оставляя после себя борозду примятых тяжелыми башмаками стеблей. Лугу не было конца и медовые запахи становились все сильнее, уносили горечь, гнев и обиду на судьбу. Когда Буров подошел к зданиям санатория, в руках у него был ворох полевых цветов.

Врач, следовавший за угрюмым пришельцем, не знал что и делать. Ему не хотелось допускать Бурова к больной — ей могло повредить волнение, но и задержать пришедшего он не решался. Так и шли они друг за другом по длинным безлюдным коридорам, и от цветов по серебристым без единой пылинки стенам разбегались радужные блики.

Больше часа стоял Буров в ожидании, когда больная проснется, стоял безмолвно и неподвижно, всматриваясь в ее лицо. Он был поражен, раздавлен видом лежащей перед ним женщины. Это была не его жена, не та веселая и бесстрашная Вера, которую он знал и любил, от смеха которой, казалось, и камни начинали оживать. На голубоватой ткани медицинского ложа-саркофага он увидел совершенно незнакомое ему чужое лицо.