«Подумаешь!» — скривился Пак, но бить вола перестал.
Чтобы помочь Оллуку, Муниль не пожалел свои новые кеды. Шагая прямо по жидкой грязи, он подошёл к телеге, позвал Пака, и они вдвоём вытащили глубоко засевшее в грязи заднее колесо…
Ветеринар производил вскрытие, а крестьяне терпеливо ждали, что же он скажет.
— Верно, какая трава ядовитая попала,— высказал предположение долговязый Ким.
— Не иначе, дурной глаз сглазил…— вздохнула тётушка Хван.
Мёнгиль усмехнулся: «Как же, трава! Где она, интересно, в здешних краях? Нет, тут что-то другое…» Мёнгиль поискал в толпе друзей. Муниль стоял рядом с дедом и смотрел на него полными слёз глазами. Кёнпхаль что-то горячо доказывал собравшимся вокруг него мальчишкам. Чхонён стоял в стороне, глядя в землю. Лицо его было таким мрачным, что Мёнгиль даже поежился.
Через полчаса из коровника вышел ветеринар. Несколько минут он молча смотрел на сразу притихших крестьян, потом принялся устало снимать с себя фартук.
— Он проглотил гвоздь, ваш Оллук,— сказал он наконец. Толпа ахнула. Потом все заговорили разом, не слушая друг друга, гневно и возбуждённо. Кто-то в ярости крикнул деду Муниля:
— Ну, старик, с тобой мы ещё поговорим!..
Дед ничего не ответил. Маленький, щуплый, даже не пытаясь защищаться, он сгорбившись стоял перед разъярёнными односельчанами.
И тут, как и тогда, на мельнице, вперед протиснулся Пак Пхунсам. Его широкое лицо сияло.
— Надо разобрать всё, как было! — злорадно заорал он.— Кто мог подсунуть гвоздь, а? — И он повернулся к деду.
Старик вздрогнул. Он словно проснулся, обрёл вдруг дар речи, понял, в чём его обвиняют.
— Может, ты скажешь, что я подсунул ему этот гвоздь? — тонким, дребезжащим от волнения голосом сказал он.
Пак вытаращил налитые кровью глаза, потом прищурился.
— А кто в коровнике полный хозяин? — вопросом на вопрос ответил он.— Скажешь, не ты?..
— Ну и что? — растерялся дед и умолк. Руки его дрожали.
— Чего молчишь-то? — обрадовался Пак. — Все «я» да «я»… «Я за кооператив»! «Я за всех»!.. А на деле?..
Умолкшие было крестьяне опять зашумели. Муниль до крови закусил губу. Неужели они думают, что дед способен на такое злодейство? Да ведь он все девять суток ночи не спал, себя не жалел, чтобы Оллука вылечить! Как они могут?.. А всё этот мерзавец Пак! Схватить бы его за глотку, чтоб он поперхнулся гадкими своими словами! Но что он, Муниль, может сейчас сделать?..
А ветеринар меж тем показывал гвоздь — тот, что был у вола в желудке.
— Нет сомнения в том, что гвоздь попал в желудок давно,— говорил он матери Мёнгиля и дядюшке Хенгю.— Смотрите, желудок вола продырявлен в двух местах.
Он проводил их в коровник и, наклонившись над Оллуком, стал что-то показывать. Хенгю жестом попросил его замолчать, прислушался к тому, что творилось снаружи.
— Простите, пожалуйста!—сказал он ветеринару.— Я на минутку…
— Погубили вола! Погубили! — бесновался у коровника Пак.— Надо немедленно найти виновного! Надо сообщить в милицию!..
— Помолчал бы ты лучше,— тронул его за плечо Хенгю.— Как-нибудь без тебя разберёмся!
Пак сразу умолк. Но тут вышла мать Мёнгиля, и он начал снова. Теперь он уже не кричал, а говорил спокойно и рассудительно, обращаясь только к ней одной:
— Ужас-то какой, товарищ председатель! Кто же это входил в коровник? Вроде никто. Кроме деда, конечно…
— Да ладно тебе! — оборвал его дед Токпо.— Чего несёшь-то?
Остальные молчали. Что они могли сказать? В самом деле, никто вроде в коровник не приходил… А старика жаль. Всю жизнь батрачил, и отец его был батраком, и дед… Три поколения служили помещику. Наконец пришло Освобождение. Дали крестьянам землю. Только зажили как люди — война. Отец Муниля ушел на фронт, мать с дедом работали за троих. Потом в деревне создали кооператив. Казалось, всем бедам конец. И вот на́ тебе — такое несчастье!
А ведь как старался старик! Как ухаживал за своими питомцами! Как-то заболел теленок, так он забрал его домой и три дня выхаживал возле тёплого кана — вся деревня знала об этом. Ох, беда, беда!..
3
К вечеру в опустевшем коровнике остались четверо: Мёнгиль, Кёнпхаль, Муниль и Чхонён.
— Знать бы, кто это сделал…— сжал кулаки Кёнпхаль.
— Гадина какая-то! — Смертельно бледный Муниль всё ещё переживал недавние ужасные слова Пака.
Чхонён мрачно молчал. Губы его страдальчески кривились.
— Послушай, Кёнпхаль…— озаренный вдруг внезапной догадкой, заговорил Мёнгиль.— Когда вы во второй раз видели «нечистый дух»? Ну помните, у нас под окнами, а?