— И что же? — тихо спросил Чхонён.
— Умер… что! — нахмурясь, обронил Мёнгиль и вздохнул.
— А теперь, если заболеешь, вылечат! — улыбнулся Муниль, поглаживая мягкое одеяло.
Чхонён согласно кивнул.
— Да, Чхонён…— У Мёнгиля блеснули глаза.— Через три недели едем в Пхеньян на экскурсию!
— Что? — так и вскинулся Чхонён.
— Поправляйся скорее, поедешь с нами,— успокоил друга Мёнгиль.
Глава шестая
Путешествие
1
В отряде Мёнгиля шумно и весело: завтра ребята едут в Пхеньян. Наконец-то! Как ждали они этот день, особенно те, кто впервые в жизни покидал родную деревню. А таких не так уж мало. Что видели они до сих пор? Горы, реку, маленький уездный городок.
Пхеньян… Столица республики… Неужели завтра своими глазами увидят они прекрасный город, будут ходить по его улицам и площадям, почувствуют знаменитый «темп строительства», о котором им столько рассказывали учителя?
Сейчас они распределяли обязанности. Не так давно неожиданно выяснилось, что Чхонён прекрасно рисует. Так вот, ему и Кёнпхалю — тот по праву считался лучшим художником в классе — поручили делать альбом зарисовок. Муниль с Мёнгилем должны были вести дневник.
Готовились и родители: шили ребятам рубахи, покупали кепки и башмаки. Мать Мёнгиля с утра отправилась в уезд и вернулась оттуда с большим, завязанным крест-накрест узлом.
— Что ты купила, мама? Так много…—смутился Мёнгиль.
Мать улыбнулась. Потом вытащила из-под стола чемодан — его она купила загодя,— развязала узел и стала перекладывать в чемодан носки, новые платки, даже сласти она не забыла.
— Съешь в вагоне с товарищами.— Она закрыла чемодан, вздохнула: — Вот бы отец порадовался! Сын едет в Пхеньян… Путешественник…
Она погладила коричневый бок чемодана. Всегда в радостные минуты она вспоминала мужа. Мать, обняв сына за плечи, рассказывала:
— Отец, бывало, поднимет тебя высоко в воздух и скажет: «Он будет у нас большим человеком!» А после Освобождения, когда получили мы землю, он даже плакал. «Ну вот, Мёнгиль,— сказал он тогда,— и на нашей улице праздник!..» И по лицу его текли слёзы…
— Я всё расскажу тебе о Пхеньяне, мама,— сказал Мёнгиль, дотронувшись до руки матери.
Она улыбнулась в ответ. Потом протянула сыну какой-то свёрток:
— Отнести это Чхонёну.
Мёнгиль вопросительно посмотрел на мать.
— Там тоже галстук, носки, платки, записная книжка,— объяснила она.
— Спасибо, мама,— обрадовался Мёнгиль, принимая подарок.
— Тётушка Хван небось тоже купила что-нибудь: я видела её в уезде. А это от меня…
Мёнгиль тут же отправился к другу. Честно говоря, он немного боялся, что тётушка Хван не пустит Чхонёна в Пхеньян. А он так готовится! Сам сказал на сборе.
Чхонён был дома один: складывал вещи в рюкзак. Он обрадованно встал Мёнгилю навстречу. Тётушки Хван дома не было.
— Смотри, Чхонён,— прямо с порога начал Мёнгиль,— это тебе моя мама прислала!
Чхонён смутился.
— Что ты… Зачем…— пробормотал он.
— Как — зачем? Галстук-то у тебя совсем старый
Мёнгиль вынул галстук, носки. Чхонён молча смотрел на подарки. Мёнгиль принялся рассказывать об экскурсии, и вдруг в кухне скрипнула дверь.
— Кто-то пришёл…— остановился на полуслове Мёнгиль.
— Да нет там никого,— быстро возразил Чхонён.
— Я же ясно слышал,— пожал плечами Мёнгиль.
Чхонён встал, молча прикрыл плотнее дверь. На лице его было странное выражение. Он как-то сразу погрустнел.
— Что с тобой? — спросил Мёнгиль с удивлением.
— Пошли! — торопливо поднялся с места Чхонён.
— Куда?
— До смерти надоело сидеть дома! — И Чхонён снял висевшую на стене кепку.
Мёнгиль вышел за ним.
2
На маленькой станции собрались пионеры — весёлые, оживлённые, с чемоданами и рюкзаками. Они ждут поезд и поют песни. Вокруг них взволнованные родители. Многие пришли целыми семьями: тут и мать, и отец, и бабушка, и младшие братья и сестры. Ещё бы! Такое случается не каждый день: ребята едут в Пхеньян! Родители провожают их торжественно, словно героев на великий подвиг. Раньше-то и слыхом не слыхали ни о каких экскурсиях, а тут — нате пожалуйста, едут…
И только матери Мёнгиля нет: очень уж много у неё дел. Мёнгиль, впрочем, не слишком огорчен: они попрощались дома. Зато по перрону бегает тётушка Хван — нарядная, нарумяненная. Вот она снова в самой гуще провожающих.