После всех этих размышлений у меня не было какой-либо четкой версии, кода я вслед за какой-то полной женщиной выходил из лифта на двенадцатом этаже.
Двойные двери были распахнуты настежь. Несколько человек уже находилось в зале. Полная женщина, поднимавшаяся вместе со мной в лифте, метнулась было к первым рядам, но стоявший у входа распорядитель остановил ее:
– Какую фирму вы представляете?
Женщина сердито посмотрела на него и с достоинством ответила:
– «Дрискол Империум» – костюмы и пальто. Тулуза.
Распорядитель покачал головой:
– Я очень сожалею, но впереди для нас нет места.
Вдруг его лицо расплылось в широкой улыбке, и я подумал, не мне ли она предназначена, но тут же понял, что сияние зубов распорядителя адресовано худющей девице с большими ушами в бриллиантах.
– Добрый вечер, мисс Дикстон. Мистер Роппер справлялся о вас минуту назад.
В голосе встречающего было столько сахара, что он показался мне приторным. На длинную, словно жердь, мисс Дикстон это сообщение не произвело никакого впечатления. Она равнодушно кивнула головой и вошла в зал.
Я сложным маневром обошел разъяренную полную даму из «Дрискол Империум» и представился ревностному «Церберу»:
– Я – Арчи Гудвин. «Бритиш Фабрикс Ассоциэйшн». Меня пригласила мисс Синтин Найдер. Должен ли я подождать, пока вы это проверите?
Он осмотрел меня с ног до головы, но я отнесся к этому совершенно спокойно: на мне был костюм от «Бреслоу» из «Тропической шерсти», а рубашка и галстук были верхом элегантности.
– Нет, это не обязательно, – сказал наконец распорядитель, жестом открывая мне путь к элите законодателей мод.
Все ряды были уже заняты, минуты две я искал место, откуда смог бы увидеть сигнал Синтин (она должна была отбросить волосы правой рукой с левой стороны лба). Я не считал, что должен прятаться, поэтому перед тем, как сесть, осмотрел весь зал, делая вид, что высматриваю знакомых.
Здесь собралось около двухсот человек. Меня не удивило, что примерно одну треть составляли мужчины, поскольку Синтин нам объяснила, что, в основном, это не покупатели, а представители различных торговых фирм, их шефы, администраторы, модельеры, торговцы тканями.
Осмотревшись, я не заметил никого – не то, что с бородой, – хотя бы с бакенбардами. Перед тем, как сесть, я достал пачку бумаги и карандаш. Листы бумаги имели на себе гриф «Домери и Найдер» и адрес фирмы, напечатанный в левом углу. Я предполагал, что, играя роль представителя фирмы, должен делать для пущей убедительности заметки о моделях, которые «захочу купить».
С правой стороны от меня сидела седовласая женщина, с левой – красивая, довольно молодая особа с очаровательным ротиком. Ни одна из них не обратила на меня никакого внимания.
Помещение было прекрасным: высокие потолки, деревянные панели, рисунки и фотографии на стенах. Мы все сидели в мягких удобных креслах, перед нами – эстрада, отделенная небольшим пространством от первого ряда, за нею, в стене – две двери на расстоянии примерно двадцати футов одна от другой.
Прошло несколько минут, дверь с левой стороны отворилась, и появилась пожилая женщина. По возрасту она могла бы быть мне матерью. Однако, моя мама никогда не употребляла такого количества губной помады, даже за целый год, сколько было на губах этой дамы, ее плечи никогда не бывали так вздернуты, как того, видимо, требовала современная мода.
Женщина постояла немного, осматривая нас всех, а потом обернулась и сделала кому-то знак через открытую сзади дверь, затем подошла к стулу в первом ряду, который, очевидно, был оставлен для нее, и села.
Прошло мгновение – и на эстраду вышла девушка, на которой я мечтал бы жениться с самого младенчества.
Мне пришлось сжать зубы, чтобы не присвистнуть. Казалось, что все присутствующие в зале мужчины разделяли мои чувства: все вдруг сосредоточились и стали очень внимательны в ту самую секунду, как она появилась, однако я тут же понял, почему: покупатели должны были решать – приобретать или нет появившуюся на столь эффектной манекенщице модель. Это была их работа. У них были тысячи долларов, им и показывали сотни моделей, выбор зависел от них. Любой мужчина, такой, как я, выбрал бы эту девушку в спутницы жизни с первого взгляда, но они смотрели вовсе не на нее, а на костюм, «модель», на товар, словно не замечая истинную живую красоту.
Девушка подошла хорошо отработанной походкой к краю помоста, развела руками и сказала чистым и мягким голосом: «Шесть – сорок два».
Модель «6–42» представляла собой платье и пальто из одинакового материала, по-видимому, шерсти, какого-то непонятного цвета, какой приобретают кленовые листья в октябре. Манекенщица прошла в одну сторону, потом в другую, покрутилась на месте, чтобы показать, что форма ее одежды не исказится, даже если тебе вздумается в ней с кем-то бороться или собирать с деревьев яблоки. Показала, как ее наряд выглядит со спины, еще раз отчетливо и приветливо повторила: «6–42». В ее голосе, как мне показалось, содержался небольшой намек на то, что она позволила бы приобрести данный ансамбль лишь небольшому числу людей, к которым она хорошо относится. Затем сняла пальто, повесила его себе на руку, обвела глазами зал, улыбнулась кому-то и пошла назад к двери. В зале одобрительно захлопали в ладоши.
Поразившая меня девушка скрылась в левой двери, а из правой выпорхнула другая, на этот раз блондинка, на которой я тоже не прочь был бы жениться. На ней – серая мохеровая вечерняя накидка, подбитая ярко-красной тканью. Ее пояснение: «Три-тридцать» и «Четы ре – десять» означало, как я понял из шепота моих соседок, первое – накидку, а второе – строгое вечернее платье, тоже красного цвета. Мы его увидели, когда она сбросила накидку. Я не специалист по части мод, но и то понял, что на него ушло минимум материала, поскольку у девушки было прикрыто далеко не все, что принято прикрывать, а сзади платье начиналось сразу от талии.
Чтобы быть кратким, скажу, что в тот вечер я увидел шесть «девушек своей мечты», одну прелестнее другой, в том числе и Синтин Найдер в роскошном туалете, и не нашел никаких оснований, почему бы ее не причислить к списку красавиц, на которых я хотел бы жениться.
Каждая из них выходила на сцену раз по десять-двенадцать, некоторые чаще, другие – чуть реже, и если они произвели на всех покупателей такое же впечатление, как на меня, то все модели, без исключения, должны были быть заказаны.
Мысленно я представил, как бы рассказал обо всем увиденном Вульфу:
– Знаете, после этого шоу невольно хочется пофантазировать… После свадьбы я непременно сниму квартиру где-нибудь рядом с Пятой и Мэдисон-авеню. Как-нибудь в приятный осенний вечер буду сидеть и читать газету. Потом отложу ее в сторону, хлопну в ладоши, и войдет Изабель. На ней будет очаровательный кухонный фартучек с крылышками, она принесет мне поднос с сэндвичами и стаканом молока. Она мне тихонечко шепнет: «Два-девяносто» и, не пролив ни капли, поставит стакан на стол, грациозным жестом укажет на него, изящно повернется и уйдет. Затем войдет Франсина. На ней будет облегающая фигуру шелковая пижама с накладными плечами и со спущенной талией. Франсина войдет, покачивая бедрами, и скажет четыре раза «Три-тридцать один», зажжет мне сигарету и уйдет, пританцовывая. После нее появится Делия. Она будет одета в очень модный бюстгальтер ручной работы с яркой вышивкой и…
«Пф! – ответил бы на мои разглагольствования Вульф. – Войдет следующая нагишом и принесет корзинку со счетами, твою чековую книжку и авторучку. Зачем я тебя посылал? По делу или глазеть на манекенщиц?»
Он был неисправим и, как всегда, несправедливо относился к женщинам, но по сути был прав: наше «дело» не сдвинулось ни на йоту. Ноль информации и никаких выводов. Среди присутствующих – ни одного сколько-нибудь похожего по описанию Синтин на дядюшку Поля.
Но вернемся к показу. Он продолжался, в общей сложности, около двух часов. Многие модели вызывали аплодисменты, в том числе и модели фирмы «Домери и Найдер». Это свидетельствовало о том, что ее доходы будут и дальше расти.