— А что Бутс? — спросила я. — Как его предвыборная кампания в следующем месяце?
Мюррей скривился в гримасе:
— Это же Чикаго, моя дорогая. Вчера на заседании окружного совета его встретили овацией… Аплодировали стоя, можешь себе представить? И деньги на избирательную кампанию продолжают поступать. Слишком много тех, кто всем обязан Бутсу. Они не собираются покидать этот корабль, пока вода не поднялась выше ватерлинии.
— Он не отступился от Роз?
— И здесь то же самое. Она слишком популярна в латиноамериканских кварталах Чикаго. Если Бутс ее выставит, ему придется распроститься с голосами Гумбольдт-парка и Логан-сквер. Кроме того, ее поддерживают и мексиканцы за пределами Чикаго.
— Тогда почему же она так тряслась? — взорвалась я. — В чем тут дело, в конце концов? Чего она так боялась — вот что не давало мне покоя с самого начала. Я уж думала, там двоемужество или, скажем, куча незаконнорожденных детей. А здесь… все тот же бизнес. Пусть и незаконный, но для Чикаго это обычное дело. Меня уже тошнит от всего этого. Но чего же она все-таки боялась?
Мюррей пожал плечами.
— Ну, может, чувствовала себя недостаточно защищенной. Все-таки первая женщина, которую Бутс по-серьезному решил поддержать. Первая латиноамериканка. Может, опасалась, что для нее будут другие правила игры. Я думала, ты лучше, чем кто-либо другой, можешь понять, в чем тут загвоздка.
А я вдруг почувствовала себя смертельно усталой, такой усталой, что не смогла вразумительно ответить на его вопрос об Элине. Кажется, стала засыпать на его последнем слове.
— Иди ложись, детка. «Женщина-чудо» еще раз спасла свой город. Иди поспи. — Он погладил меня по плечу и ушел, безмерно благодарный мне за ту журналистскую славу, которая ему досталась за мой счет.
Ближе к вечеру — я успела немного поспать — зашла Вельма Райтер. Когда Лотти объявила, кто пришел, мне захотелось спрятаться обратно под одеяло. Но вместо этого я доковыляла до гостиной и приготовилась к казни. Вельма стояла посреди комнаты и нервно вертела в руках последний номер «Стар».
— Неплохую историю ты тут раскопала, — проговорила она сухим, скрипучим голосом.
— Не думаю, чтобы это сильно повредило Роз, — устало произнесла я. — До выборов еще целый месяц.
— Даже не знаю, на кого я больше зла, — сказала она. — На Роз — за то, что проделала такое, или на тебя — за то, что выволокла это на свет Божий. За то, что пошла против сестры.
— У меня нет ответа на этот вопрос, Вельма. А что, быть феминисткой означает поддерживать абсолютно все, что делают твои «сестры»? Даже если это не согласуется с твоими собственными принципами?
— Но ты же могла поговорить с ней в частном порядке. Разве не так?
— Я пыталась. Она не пошла на это. Слишком уж ей хотелось золотых яблок, и только для себя одной. Но в яблоках могут быть черви, об этом она не подумала?.. И все же она справится с этой работой. Справится лучше любого другого, Вельма, я уверена.
Вельма вскинула руки.
— Нет, для меня это слишком. Лучше мне было заниматься своей фотографией. Намного спокойнее и надежнее.
Я взглянула ей прямо в лицо.
— Вельма, у тебя очень хорошие, честные фотографии. И они тоже требуют риска, я бы сказала, эмоционального риска. Этого ты ищешь и в каждой женщине, которую снимаешь. Я тоже этого ищу. И не прощаю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца или когда спекулируют на старых привязанностях. Или когда заставляют… иметь дело с червями.
— Ты же знаешь, она это делала не ради денег.
Я ответила нетерпеливым жестом:
— Знаю-знаю, она пошла на это ради своего двоюродного брата, ради семьи, ради соплеменников… ради того, чтобы испаноговорящее население получило большой кусок пирога… Мотивы самые распрекрасные, и все же мне это не нравится.
Вельма долго, не мигая, смотрела на меня.
— По тебе, Варшавски, видно, что ты не боишься рисковать. Отдаю тебе должное. Я сегодня ушла от Роз, уволилась. Она, она… — ее большие полные губы искривились. — Она… ты не поверишь, она говорила со мной, как родная мать, которая поет своему младенцу колыбельную. И подумать только, что было на самом деле… Даже думать об этом не хочется. В общем, я должна была уйти.
Я молча кивнула. Вельма проглотила слезы, резко повернулась и вышла из комнаты.
Глава 48
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
В субботу, по дороге к мистеру Селигману, я заехала в дилерскую контору «Понтиак» на улице Вестерн и купила себе ярко-красный «транс-ам». У меня никогда еще не было нового автомобиля, тем более такого, в сто восемьдесят лошадиных сил и с двумя выхлопными трубами. Я не очень ясно себе представляла, где взять деньги, чтобы расплатиться за нее, но когда машина тронулась с места и я набрала скорость пятьдесят, буквально дунув на газ, мне стало ясно — вот та машина, о которой я мечтала всю жизнь.