Ребекка Брайт была на редкость некрасивой женщиной, Клинг дал ей на вид около тридцати лет. Она сидела в маленьком кабинете туристического агентства. Это было ее рабочее место. Стены за ее спиной были покрыты рекламами с видами Италии и Испании. Словно в Испанию или Италию попал, подумал Клинг.
— Вы знали, что ваш брат разрисовывает стены?
— Нет, — ответила она. — Но, как я вам уже сказала, меня это нисколько не удивляет.
— На этот раз он рисовал на стекле царапаньем, — сказал Клинг. — На осколке разбитого стекла мы обнаружили его инициалы. Они были нацарапаны на нем. Нечто похожее на Г и часть буквы Б. Он не успел вывести свой знак. Его убили.
— Что?
— Знак. Автограф. Так писаки называют это. Пачкуны.
— Ясно.
— Вы знакомы с кем-нибудь из приятелей вашего брата?
— Нет.
— Может быть, вам известно, что кто-нибудь из них занимался рисованием?
— Нет. Пачкотней, хотели вы сказать. Я вас правильно поняла?
— Да.
— Насколько мне известно, Генри работал в продуктовом отделе какого-то супермаркета. А что он делал по ночам, понятия не имею. Выцарапывал свое имя на витринных стеклах, узнаю теперь от вас. И его приятели тоже.
— Никогда никого из них не встречали, так?
— Никогда. Я мало виделась с Генри. Это ведь был псих с шилом в заднице. Прошу извинения за неприличное выражение. Я не любила его, когда он был мальчишкой, не полюбила, когда он стал взрослым. Если, конечно, можно назвать взрослым 32-летнего придурка, царапающего свое имя на витринных стеклах.
— Но вы ведь не знали, что он это делал.
— Ваша правда. А если бы знала, то любила бы еще меньше.
— Вам знаком этот почерк? — спросил Клинг и показал ей фотокопию записки, которую ему передали ребята из ЦЮ участка.
Ребекка внимательно прочитала ее.
— Нет, — ответила она. — Это написал тот, кто убил моего брата? Это о нем писали в газетах?
— Возможно, — произнес Клинг.
— Должно быть, сумасшедший. А вы как думаете? Хотя признаюсь вам...
Клинг выжидательно посмотрел на нее.
— Иногда мне хочется поубивать их собственными руками.
Никто не знает, почему этот шумный скандальный район был назван Спокойное Место. Возможно, он и был когда-то мирным уголком с патриархальными нравами, но с тех пор много воды утекло. Теперь же в этом названии звучала ирония, граничащая с сарказмом. Спокойное Место было самым шумным районом беспорядочно расползавшегося в разные стороны города, и неудачный экскурс его обитателей в английский язык вызывал повсюду в Соединенных Штатах насмешки, забавные шутки и грубые передразнивания. Спросите уроженца Спокойного Места, откуда он приехал, и он ответит вам так, что до неузнаваемости исказит название района, будучи, однако, уверен в своей правоте.
Полицейским, откликнувшимся на вызов по радиотелефону, приказали расследовать жалобу на любителей «громкой музыки», разносившейся из квартиры 42 дома 2116 по Соловьиной улице. Этот квартал Спокойного Места был населен в основном колумбийцами. Рев музыки полицейские услышали, едва только переступив порог дома. Умудренные опытом, они почувствовали неладное, еще когда поднимались по лестнице на четвертый этаж. Постучали в дверь сначала кулаками, потом полицейскими дубинками, потом крикнули «Полиция!», стараясь перекричать ревевшую в квартире испанскую музыку. Снова постучали в дверь. Потом вышибли ее.
Мужчина, которого, как было установлено позднее, звали Эскамильо Риомонте, лежал на полу с огнестрельной раной в затылке.
Женщина, которую, как выяснилось позднее, звали Анита Риомонте, лежала на полу рядом с ним. Затылок ее был пробит пулей.
Четырехмесячный младенец, которого, как обнаружилось впоследствии, звали Джуэл, был найден живым в своей кроватке.
Полицейские допросили соседей, и те показали, что супруги торговали в своей квартире героином, и поэтому мотивом убийства могло быть ограбление. Как было установлено позднее, жертвы были убиты с первого выстрела из полуавтоматического пистолета 25-го калибра. Сержант Джордж Каллиган из 63-го участка заметил: «Чья бы ни была эта работа, сразу видно, что действовала опытная рука».
Ребенка отвезли в риверхедский Муниципальный больничный центр. Врачи обследовали девочку и пришли к заключению, что она пролежала в кроватке минимум сутки перед тем, как была обнаружена полицейскими. В приемном покое ей измерили температуру, термометр показал сорок с половиной градусов. Она начала задыхаться, и ее, ни секунды не медля, перевели в отделение интенсивной терапии. Джуэл умерла в первоапрельский День Дураков, в 12.34, через день после того, как были убиты ее родители.
На прошлой неделе в воскресном выпуске газеты был назван спонсор концерта. Им оказалась фирма «Виндоуз Энтертэйнмент». Эта же газета опубликовала список ансамблей, приглашенных участвовать в концерте, который должен был состояться в конце недели в Гровер-Парке. Глухой выбрал из списка малоизвестный ансамбль — ему показалось, что он мало известен, потому что его название было набрано не таким крупным шрифтом, как названия некоторых других ансамблей — и позвонил в «Виндоуз».
— Здравствуйте, — приветствовал он женщину, ответившую ему с другого конца провода. — Звонит Сонни Сэнсон, технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Того самого, который будет выступать в конце недели.
— Слушаю вас, мистер Сэмсон. Чем?..
— Сэнсон, — поправил он ее. — С-Э-Н-С.
— Прошу прощения, мистер Сэнсон. Чем могу служить?
— Мои ребята беспокоятся насчет пропусков.
— Беспокоятся?
— Когда и где мы можем получить их?
— — Минуточку, пожалуйста. Я вас сейчас соединю с нашим отделом безопасности.
Глухой подождал. Он не был уверен, что ему следует связываться с отделом безопасности. Преступники всегда предпочитают иметь дело со служащими низшего ранга, потому что тем нравится изображать из себя важных персон и они готовы на все, только бы их принимали за таковых. А служащий отдела безопасности может...
— Алло, — послышалось в трубке.
— Звонит Сонни Сэнсон, — представился Глухой. — С кем имею честь разговаривать?
— Ронни Хэммлер.
— Мистер Хэммлер, я технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Он будет участвовать в концерте, который состоится в конце недели. Ребята беспокоятся из-за пропусков. Вам известны планы?
— Какие планы? — спросил Хэммлер.
Нотка подозрения прозвучала в его голосе. Не зря же он служащий отдела безопасности.
— Насчет их получения. Ребята нервничают.
— Какие ребята?
— "Блеск Плевка", — терпеливо разъяснял Глухой. — Ансамбль.
— Да?
— Мы хотим получить пропуска.
— А разве вы ничего не получили по почте?
— Пока ничего.
— Вам что-то послали на прошлой неделе.
— Вы послали?
— Нет-нет. Кажется, «Артко».
— "Артко"? Это другая фирма?
— Нет. Наш отдел. Он занимается координацией деятельности артистов и в частности делами, подобными вашему.
— С кем я там смогу поговорить?
— Сейчас, — сказал Хэммлер.
Глухой снова подождал.
Хэммлер вернулся, и в трубке послышался его голос:
— Сонни?
Глухой терпеть не мог, когда незнакомые люди называли его по имени, пусть оно и было ненастоящим.
— Слушаю, — откликнулся он, подавляя раздражение.
— Попытайтесь связаться там с Ларри Палмером. Я дам вам добавочный номер его телефона.
— А соединить сможете с ним?
— Попытаюсь, но это не всегда у меня получается. Я все же дам вам добавочный номер его телефона на тот случай, если у вас прервется связь.
— Спасибо, — поблагодарил Глухой.
Хэммлер дал ему добавочный номер телефона «Артко» и сказал:
— Не кладите трубку.
Глухой слышал, как он попросил телефонистку переключить на номер 394. Снова подождал, уверенный в том, что связь сейчас прервется, но, к своему удивлению, услышал женский голос:
— "Артко".
— Ларри Палмера, пожалуйста, — попросил он.