Выбрать главу

А вообще все, что тогда росло в поле, строго охранялось. Но как, например, фронтовик дядя Коля Чучин, пришедший с фронта на деревянной «ноге» и охранявший гороховое поле, мог достать нас? Сорвав 2–3 стручка на противоположной от дяди Коли стороне поля, мы пулей мчались долой. Правда, иногда нас догоняла крупная соль из его ружья!

В 6 лет я уже помогал отцу, умел пахать, только на углах поля мне было не под силу перебрасывать тяжелый плуг из борозды в борозду под прямым углом, и это делал папа. Мы с пацанами водили колхозных коней в ночное и лихо ездили рысью, стоя в полный рост на спине лошади как циркачи.

«То не Божий был знак — военный, от разрухи и голода крут, этот год с рахитичной рожей надевал на мальчишек хомут…»

Современному поколению трудно представить, что многие деревни и села, в том числе в Горьковской области, сидели тогда при керосиновых лампах, молотили хлеб вручную — цепами (к длинной палке ремнём приколачивалась короткая палка, это и был цеп), поскольку немецко–фашистское нападение в 1941 году остановило электрификацию страны.

Дальше начинались события, тоже типичные для моего поколения.

2

Года через два после окончания Великой Отечественной войны в сотнях деревень Горьковской области близ Волги — в Чкаловске, Пурехе, Городце, Правдинске, Балахне — стали появляться уполномоченные. Тем, кто у них завербуется, они обещали на какой–то большой стройке хорошую работу, нормальную зарплату и профессию. А жильё — сразу для всей семьи.

Оседлых крестьян это манило и одновременно отпугивало. Как это так: сняться с места, бросить избу и куда–то ехать? Серп для жатвы — вот он, цеп для обмолота зерна тоже инструмент привычный. Да и куда деть козу и кур, если они у кого есть?

А с другой стороны — плюсы несомненные: во–первых, за людей, оголодавших в годы войны, голосовали желудки. Во–вторых, уполномоченные обещали, что можно уйти из колхоза, откуда никого не отпускали, просто не выдавая паспорт. А за трудодни, за «палочки» вместо денег все устали работать. И, самое главное, на стройке паспорт выдадут — полноценным гражданином можно стать!

Но в первую очередь вербовали так называемых «отходников»: тех, кто умел держать топор, кто знал кузнечное, шорное или иное какое дело, а уж, тем более, механиков или трактористов.

Так постепенно формировался кадровый состав строителей Горьковской гидроэлектростанции — первой огромной послевоенной стройки. Здесь, в 70 километрах от Горького, на ГорьковГЭСстрое, которому впоследствии предстояло стать городом Заволжьем, в 1949 году оказалась и наша семья.

3

До ГорьковГЭСстроя я видел кино только один раз — в селе Губцево Климотинского сельсовета под Чкаловском. Самой большой цивилизацией в нашем Либежеве были черная тарелка радиорепродуктора и керосиновая лампа. И вдоволь я с пацанами смотрел кино на Десятом поселке, входящем в черту ГорьковГЭСстроя. Это была 16‑миллиметровая пленка, ее часто заедало в аппарате. На ней скакал и стрелял сам Чапаев! «Ура!», «Ура-а!» — кричали и свистели мы, когда киномеханик, приехавший откуда–то на телеге, перематывал пленку и вставлял в свой аппарат очередную часть с Петькой и Анкой, завораживая нас своим колдовством.

Когда наша семья осенью 1949 года приехала на ГорьковГЭСстрой, мне было 8 лет, и я пошел во второй класс. Мы были в числе первых, кто приехал на стройку. На лесной поляне, частью вырубленной искусственно, было расставлено около десятка больших, армейского типа палаток. Посреди каждой палатки стояла печка–буржуйка. А вокруг нее по периметру простыми занавесками были отмерены для каждой семьи «секции». Днем мы подтаскивали сухие чурки и сучья, а женщины на кострах готовили пищу для своих семей.

Ночевали за занавесками в своих «секциях». Уже стукали ночные заморозки. Нас, детей, клали поближе к «буржуйке». Но всё равно утром встанешь — не можешь одеяло от полога палатки отодрать: примерзало!

Но рядом уже просеку прорубили и назвали: «Улица Полевая». Мой папа в своей бригаде плотников строил здесь первый барак.

Больше повезло тем, кто имел практику жизни близ Волги. Они выкапывали в крутом берегу реки землянки и, казалось, им всякая непогода нипочём.

— Ничего, — успокаивала меня и сестру мама, — первый барак папа уже заканчивает. Скоро из палаток туда переберемся!