В тишине ночи выстрел грохочет вообще оглушительно! Сквозь дым я вижу как подлетело от попадания пули ведро с дёгтем, фигура роняет фуражку, всё бросает и начинает метаться. Я стреляю второй раз.
И пакостник убегает вдоль улицы… Незнай хрипло лает на всю станицу. Ему начинают вторить ещё несколько собак…
Я засовываю револьвер в кобуру и иду открывать калитку. На крыльцо дома в этот момент в одних кальсонах, но с ружьём выскакивает Сёмка.
— Семён, не стреляй! Я это! Всё уже, убежали они…
— Кто это был?
— Да кавалер отвергнутый приходил… Ты лампу то захвати, посветить надо кое-что…
На крыльце появляется Лиза в одной ночной рубахе и платке на на плечах. Увидев меня, она, не стыдясь брата, бросается ко мне и начинает расцеловывать всего.
— Живой!.. Любый мой… Живой…
— Да куда ж я теперь от тебя денусь, солнышко? Живой конечно! Нам с тобой ещё свадьбу играть да детей потом растить…
Даже при свете луны видно, как краска заливает ей лицо. Сёмка хмыкает и идёт за лампой.
Ну а я отправив девушку в дом, чтобы не простыла, выхожу на улицу. Подбегает Семён с керосиновой лампой.
М-да… Картина маслом! А точнее, дёгтем. Обе створки ворот извазюканы. Да не жалеючи так… Неподалёку валяется простреленное мною ведро. И лужа дёгтя…
Я поднимаю и ставлю ведро. Там ещё не весь дёготь вытек. Зачем же добро переводить да землю пачкать? А вот и фуражка…
— Семён, а Незнай по следу идёт у вас?
— Идёт, а зачем тебе?
— Да так, проведать надо кое-кого…
— Я с тобой!
— Без штанов? Иди хоть оденься тогда…
Сёмка убегает, да и я тоже иду нормально одеваться.
Оделся, обулся, перетянулся портупеей, дозарядил револьвер и, взяв светку, подошёл к воротам. Там меня уже ждал одетый и вооружённый Семён.
— Ну что, готов? Ну бери тогда собаку и пошли…
А неподалёку от дома нас перехватывает тоже вооружённый сосед Осадчих.
— Сёмка, что произошло? Кто стрелял?
Тот молчит. Пришлось отвечать мне.
— Лизавету опозорить хотели. Я его видел. Стрелял тоже я.
— Убил?
— Нет, ведро вот прострелил и фуражку забрал.
— Если это лжа, мог и убить пакостника! Эх, Никифора нет… Он бы не спустил.
— Пошли с нами, свидетелем будешь.
— Кем?
— Ну видаком…
Я даю Незнаю понюхать фуражку и тот, найдя след, уверенно повёл нас за собой.
По дороге добавилось ещё с десяток казаков, и тоже с оружием.
Всё-таки хунхузы вокруг пошаливают иногда, вот народ на стрельбу и реагирует правильно.
Узнав в чём дело, почти все присоединяются к нам.
А меж тем пёс довёл нас до богатого подворья и ткнулся в закрытую калитку.
— Так это ж дядьки Афанасия двор! — ахнул Семён.
— Митяй здесь живёт?
— Да…
— Значит не ошибся я. Он это был…
Глава 12
— Дядька Афанасий! Дядька Афанасий! Открой! — Сёмка начал стучал в ворота и кричать во всё горло. На его стук и вопли во дворе отозвалась собака.
Через пару минут раздался недовольный голос:
— Кого там чёрт ночью принес?..
Тут уж к разговору подключился и я.
— Хозяин, доброй ночи! Митяй твой дома?
— Добрые люди по ночам не ходют. Спит Митяй, и вы спать идите…
— Эй, Афанасий, Подь сюды! — подключился сосед Осадчих, — Тут разговор до тебя с Митяем есть. Кликни сына то!
— Спит Митяй, говорю.
— А ты разбуди! Обчество просит.
Шикнув на собаку и что-то ворча, Афанасий уходит в дом. А у меня аж желудок от злости сводит. Убить готов ублюдка… Ну Митяй… Ну козёл…
Минут через пять скрипнула калитка и появились давно ожидаемые персонажи. Митяй старательно зевает. Но в даже при свете луны было заметно, что сна у него ни в одном глазу.
При виде Митяя Незнай дёрнулся было к нему, но был удержан за повод Семёном.
Вперёд выступил наш сосед.
— Тут вот что, Афанасий… Павло с Семёном говорят, что Митяй твой нынче ночью измазал их ворота дёгтем, желая Сёмкину сестру Лизавету опозорить перед обчеством…
— Лжа это! Не был я там! — перебивает его Митяй.
— А ну цыть! — рявкает на него отец. Митяй затыкается… А сосед продолжает.
— Павло его видел и выстрелом спугнул…
— Не мазал я ничего! — опять начинает Митяй, но получив от отца подзатыльник, вновь затыкается.
— Так вот, осталось там ведро с дёгтем. И фуражка евоная… Павло, покажь…
Я выставляю вперёд простреленное ведро и показываю фуражку.
— И собака ихняя по следу сюда привела. При мне всё это уже было… Так что скажешь станичникам, Афоня?