— Очень вкусно и вредно. Но, с другой стороны, это полезнее, чем попадать в аварии. Я вам как эксперт говорю.
Сергей Алексеевич засмеялся и наигранно заговорщицки прошептал:
— Я, к счастью, в таких делах бываю только сторонним наблюдателем, но полностью с вами согласен.
Лето было уже в самом разгаре, и солнце било сквозь ажурный тюль, висевший в палате, прямо в лицо хирургу. Он прикрывал глаза левой рукой, а с помощью правой поедал пирожное. Та самая медсестра принесла им чай, так как никому, кроме неё, нельзя было доверить их сладкий секрет.
— Может быть, отпросимся у вашего блюстителя режима погулять во дворе. Погода чудесная. Скажу, что под мою ответственность.
— Было бы отлично. Со мной, конечно, гуляют, но обычно недолго.
— Подождите, сейчас я сбегаю, спрошу и вернусь.
Сергей Алексеевич вышел и захлопнул за собой дверь палаты. Но тут же опять выглянул из-за неё. Анна вздрогнула от неожиданности.
— Пссс…, — попытался обратить на себя внимание хирург.
Вольная оглянулась и посмотрела на него. Он иронично улыбался.
— Что? — спросила она.
— Пирожное спрячьте на всякий случай!
Давясь от смеха, Вольная положила коробку в верхний выдвижной ящик тумбочки.
— В надежном месте, — отчиталась она.
— Отлично, — с наигранным одобрением сказал Сергей Алексеевич и повторно захлопнул за собой дверь.
Бронной вернулся в палату и сообщил, что их отпустили. Он сам помог Анне перебраться в кресло и повёз её по коридорам клиники. Хирург спустил кресло по пандусу, и они отправились в небольшой парк, оборудованный для прогулок пациентов.
В центре парка стоял фонтанчик с восседающим возле него маленьким каменным Гиппократом, перед которым сегодня немного провинился Сергей Алексеевич. Но, несмотря на это, во взоре статуи не было никакого намека на укор, скорее какая-то печаль. Почему изваяние грустило непонятно, в таком парке можно было только радоваться. Уже распустились цветы на клумбах, березы шелестели листвой и предоставляли птицам места для пристанища на своих ветках. Гуляли и другие пациенты: кто-то задумчиво сидел на разноцветных скамейках, наверно, мучаясь вопросом о своей дальнейшей судьбе, кто-то раскатисто смеялся, возможно, шёл на поправку, и заживающие раны уже не казались кошмаром.
Журчавший фонтан привлекал наибольшее количество людей, особенно вечером. Из окна палаты Вольная видела, что в темное время суток он подсвечивается разноцветными огоньками. Форма его была достаточно предсказуема для данного учреждения - чаша с обвивающей её змеёй. Собственно, из пасти пресмыкающегося и лилась вода.
— Вечером фонтан красиво светится, — начала отвлеченную беседу Анна.
— Ни разу не видел. Я обычно в другой больнице засиживаюсь допоздна.
— А что, дома никто не ждёт?
«И зачем я об этом спросила» — пронеслось в голове у пациентки.
— С моей работой жена — это непозволительная роскошь, — с улыбкой произнёс Сергей Алексеевич.
Анна даже не знала, что сказать и смущенно молчала.
— Куда пойдём к фонтану или по тропинке ближе к деревьям? — нарушил тишину хирург.
Здравый смысл говорил Анне, что нужно пойти к фонтану, там многолюдно и смущение быстро пройдёт, но душа требовала прогулки среди берез.
— Давайте пройдёмся по парку, — решилась Вольная. — Надеюсь, мне не придётся привыкать к перемещению в кресле.
— Когда вернемся, посмотрим, как идёт процесс. Я поприсутствую на вашем занятии. Анне не хотелось, чтобы Сергей Алексеевич наблюдал за её безуспешными попытками встать на ноги и последующими истериками от собственной беспомощности. Врач, занимающийся её реабилитацией его, кстати, она называла просто Егор, давно привык к этим её слабостям. Они уже давно перешли на «ты», что не удавалось сделать им с Сергеем Алексеевичем. Егор часто орал на неё, и ему было как будто наплевать на то, что Вольная платная пациентка, с которой предполагалось вежливое обращение. Она никогда не обижалась, потому что знала, что такое жесткое отношение помогает ей не впадать в отчаянье. Он чем-то напоминал её до аварии, такой же сухой и холодный, только на его лбу эти черты уже оставили отпечаток в виде глубокой морщины, которая образуется, когда человек часто хмурится. Хотя Егор был моложе Вольной на два года. Реабилитолог был среднего телосложения, среднего роста, с серыми грустными глазами и слегка опущенными уголками губ — в общем, внешность имел непримечательную.