Девушка ощущала себя чистой и обновлённой. Своё дело сделали таблетки. О том, что было бы без них, думать не хотелось.
Утро вечера мудренее.
Бригахбург с беспокойством смотрел в воспалённые глаза сына и не верил происходящему.
— Почему ему так плохо? — шептал он отрешённо.
Несмотря на тёплую погоду, в камине пылал огонь. Душный запах горящих дров смешивался с тяжёлым духом больного тела. Ирмгард, бледный, с бисеринками пота над верхней губой, остановил взгляд на взволнованном лице отца. Вопросительно поднял бровь и чуть приоткрыл сухие потрескавшиеся губы, как бы спрашивая: «Отец, всё в порядке?»
Герард понял его:
— Всё хорошо, сын. Твоя невеста здесь. Завтра вы встретитесь.
Вице-граф едва заметно кивнул в ответ, закрывая глаза, тяжело надрывно дыша.
Его сиятельство обернулся на кормилицу. В душе нарастало беспокойство. Перед его отъездом рана наследника не вызывала опасений.
— Кива, что происходит? Почему ему так плохо?
Немолодая миловидная заплаканная женщина в сером платье и полотняном переднике не первой свежести, в перекошенном чепце, с выбившимися из-под него светлыми прядями волос, неслышно двигаясь по покою, тихо произнесла:
— Я сама ничего не понимаю, хозяин, — теребила в руках холщовую выбеленную салфетку. — Ещё сегодня утром его милость выглядели довольно бодро. К вечеру стало хуже, а сейчас… — Уткнулась лицом в салфетку.
Сдавленные рыдания разрывали душу отца.
— Почему здесь нет лекаря? Где он ходит? Убью скотину, — наклонился Герард к сыну, сжимая его горячую руку в своих ладонях.
— Руперт? — утирая слёзы и шмыгая носом, Кива смотрела на вице-графа. — Он был, хозяин. Всё время был.
— Почему повязка грязная? И чем здесь пахнет? — осматривался Бригахбург, пытаясь определить источник зловония.
— Так это лекарь приложил к ране снадобья. Для заживления, — вздохнула женщина, отряхивая невидимые соринки с передника.
— Какая гадость, — поморщился сиятельный. — Кива, лекаря сюда, живо! И пусть только попробует уйти…
Бригахбург не был дома чуть меньше недели, и сейчас привычным маршрутом шёл на обход. Выйдя из оружейной и обойдя замок, зашёл в конюшню, заглянул на псарню. В отдельном вольере размещались более двадцати охотничьих собак. Разномастные, от мала до велика, они, завидев хозяина, подняли невообразимый лай и визг. Перескакивая друг через друга, окружили его плотным кольцом.
Для каждой из них у Герарда нашлось ласковое слово. Рука опускалась на гладкие головы, поглаживая.
Его любимая пара аланов — собак крупной породы, выпускаемых ночью на территорию замка, заслышав визг и лай, выбежала из парковой зоны. Собаки приблизились к вольеру, прыгая на ограду, хрипло лая и подвывая. Мужчина вышел, закрывая калитку, угодив в плен к аланам. Они тяжело прыгали вокруг него, стараясь дотянуться до лица, облизывая руки шершавыми горячими языками. Он трепал их за холки, хлопал по массивной груди, любовно оглаживал бока, угощая кусочками печенья, захваченными специально для них, ласково приговаривал:
— Ну, всё, всё, успокойтесь. Я дома. Я тоже рад вас видеть. — Собаки крутились вокруг него, садились под ноги, мешая движению. — Ладно, уговорили, как только поскачу в лес, обязательно возьму вас с собой.
От вольера он направился вглубь парка. Аланы не отставали, выискивая моменты, чтобы лизнуть хозяина, выражая этим свою любовь и преданность.
Столетние деревья, с густыми тёмно-зелёными кронами, росшие здесь ещё со времён постройки замка, почти не пропускали лунный свет. Лёгкий туман окутывал всё вокруг. Мощёная булыжником дорожка слабо угадывалась под ногами. Слышался звук падающей воды.
— Это ты, Бруно? — опустился граф на траву, скидывая обувь.
Аланы, высунув языки, шумно дыша, развалились рядом.
— А кого ты хотел встретить здесь? — из невесомых облачков пара к каменному бортику купальни подплыл командующий с улыбкой на мокром лице.
— Да мало ли…
Его сиятельство, скинув одеяние, прыгнул в воду.
Родовой замок Бригахбургов не случайно был построен именно в этом месте. Удобное расположение на холме, близость реки и бьющий горячий источник с необычной на вкус водой, некогда привели в восторг прадеда Герарда.