На то время Герард был женат второй раз. Жена, к несчастью, оказалась нервнобольной. Родив мёртвого ребёнка, она совсем помешалась и, устроив очередной пожар в конюшнях, погибла в огне. Его сиятельство о ней нисколько не сожалел. Брак устраивался его отцом и принёс в семейную казну большое состояние и много земель на севере графства.
Герард вдовствовал уже восемь лет. Поскольку предложение поступило из уст самой графини ди Терзи, то он, всё хорошенько обдумав, пригласил её и будущую невесту с визитом в Бригах для обсуждения условий брачного соглашения.
Очнувшись от дум, граф встал:
— Идём, Дитрих, отобедаем и отдохнём. После вечери нужно собраться на Совет, обсудить нападение на обоз графини. Не даёт мне это покоя.
Наташа вышла на лестничную площадку. Внизу слышался шум приготовления к обеду. В полукруглом зале составлялись столы, вносились скамейки.
В своей комнате она нашла поднос с ещё горячей едой, от которой исходил аппетитный запах. Девушка забралась на подоконник, подогнула под себя ноги и подвинула поднос с дымящейся чашкой протёртого супа, блюдом с зажаренным кусочком птицы и тушёными овощами, несколькими ломтиками хлеба, розового цвета творожной запеканкой с яблоками, щедро сдобренной мёдом, полным кубком красного вина и печеньем. Никаких столовых приборов!
Гороховый суп пришлось выпить. Остальное, уже привычно, ела руками и кусочками хлеба, поглядывая в окно. Приятный глазу вид успокаивал. Дул тёплый ветерок. Хотелось прогуляться по берегу реки, войти в её воды.
Наташа задумалась: что бы произошло, откажись она от должности компаньонки при графине? Прямиком попала бы в рабство к графу? Это либо физический труд на благо графства, либо сексуальное рабство, в результате которого она, как только надоест хозяину, вернётся к физическому труду. Бригахбург может продать рабыню. С этим всё понятно. Как ни крути, со всех сторон получается неволя. От таких мыслей «ехала крыша». Проснулась дремавшая фантазия и подкинула Наташе целую серию ужастиков про её угнетение. Стало дурно. Выход виделся один: пока Юфрозина будет искать другую компаньонку, у неё есть время подготовиться к побегу.
Граф заглянул в покои сына и прислушался к его ровному дыханию. Спит. На душе потеплело от вида его порозовевшего лица.
— Кива, как он? Приходил в себя?
Она улыбалась:
— Да, хозяин. Просыпался ненадолго, попросил пить и спросил, где его Ангел.
— Какой Ангел? — насторожился сиятельный.
— Ему, наверное, привиделось, что к нему спустился с небес Ангел и поцеловал его. Вот он и спрашивал. Это хороший знак. Его Ангел-Хранитель рядом с ним, — перекрестилась кормилица.
— А, ну такое бывает. На всё воля Всевышнего, — осенил себя крестным знамением Герард. — Кива, эта иноземка… Ты присматривай за ней. Как и что она делает, чем поит Ирмгарда, какие порошки даёт.
— Хозяин, вы к чему это? Госпожа такая добрая и внимательная.
— Так нужно, Кива. Помни об этом. Обо всём будешь докладывать мне.
— Как скажете, хозяин, — состроила удивлённую гримасу женщина, глядя в спину уходящему мужчине.
Поела, теперь можно поспать. Как в мультике про Дюймовочку. Постель так и манила. Наташе показалось, что подушка слегка подпрыгнула, приглашая её. Какое «спать»? Пора давать больному антибиотик. Осторожно выглянув в коридор, девушка прикрыла за собой дверь. Не хотелось ни с кем встречаться. Сдерживая себя от желания перейти на бег, устремилась к комнате Ирмгарда. Постучав в дверь и не услышав ответа, тихонько её приоткрыла, заглядывая внутрь.
Кива сидела у кровати вице-графа и что-то пела, аккомпанируя себе на… лютне! Наташа сразу же вспомнила картину Караваджо «Юноша с лютней».
Парень лежал с закрытыми глазами и казался спящим. В комнате стояла духота, пронизанная едва уловимым дымным запахом с горьким привкусом тления. Кормилица повернула голову и, прекратив игру, вскочила, приветствуя иноземную госпожу.
— Как он? — подошла к кровати Наташа.
— Я приходила за вами, госпожа, но вас не было. Наш молодой хозяин очнулся, — глаза женщины счастливо блестели.
— Я была в кабинете господина графа.
Ирмгард, слыша тихие возбуждённые голоса, открыл глаза. Возле его ложа стояла кормилица, радостно охая, и девица. Не совсем понимая, что происходит, он переводил глаза с Кивы на незнакомку. Это её он видел ночью в зыбком колышущемся пламени свечи! Это его Ангел! Он резко подался вперёд, едва не падая с ложа, жадно пожирая деву широко открытыми глазами.
Кива успела выставить перед собой руки, удерживая его в постели: