Бригахбург смотрел на девчонку. Женские слёзы… Он видел много плачущих женщин и всегда знал причину их слёз. Чаще это были слёзы хитрые и лживые, реже от страха. А вот слёзы русинки были другие. Как и слёзы его матери: сдержанные, не напоказ. Пронимали до самой глубины души, выворачивая её наизнанку. Он пересел к ней на скамью, прислонил к себе, обнимая за плечи:
— Не плачь, Птаха. Разве тебе плохо здесь? Будешь вести себя правильно, никто не посмеет обидеть, — плечи девы вздрагивали под его ладонями. Он притронулся губами к её волосам, стянутым на макушке кожаным шнуром, вдыхая его сыромятный запах, смешавшийся со сладким запахом волос.
Наташа не отшатнулась. Объятия мужчины показались естественными и искренними. Ей очень хотелось спросить: «А как это, правильно?» Только и самой было понятно: делать, что скажут, молчать и со всем соглашаться. Отстранилась от графа, вытирая глаза:
— Так ведь понятие «правильно» у вас и у меня разное. То, что для меня будет правильно, для вас будет неприемлемо, — шмыгнула носом, сдерживая новый поток слёз.
— Ты иноземка, русинка. У вас всё по-другому. Теперь ты здесь и должна стать, как все мы.
В ответ услышал только тяжёлый вздох.
— А настоящие родители кто были? — сменил тему. Пусть подумает над его словами.
— Не знаю. Меня нашли на окраине городища в стае собак.
Как будто в подтверждение её слов с улицы снова послышался лай. Похоже, собаки вернулись. Его сиятельство встал, открыл окно и грозно прикрикнул на них.
Со стороны ворот послышался призывный свист.
— Это охрана не спит? — спросила Наташа.
— Да, — сев напротив девчонки, Герард задумчиво продолжил: — Не знаю я, как с тобой поступить.
Девушка снова тяжело вздохнула. Боль тяжело резанула в груди, заслезились глаза.
— Значит, идти тебе некуда. Была бы простая девка, а то ведь из благородных, обучена грамоте, языкам. Леди.
Она замерла. Решалась её участь. Молчала, не перебивая, чтоб не навредить себе неосторожным словом.
Бригахбург продолжал:
— Ладно, будешь при графине компаньонкой, а там посмотрим. И не перечь ей. Неспокойно стало в замке с твоим появлением.
Ну вот, она так и знала. Не Фрося виновата, а она. Конечно, разве титулованная особа может быть виновата? Графиня скоро станет женой его сына и матерью будущего наследника. Хотя, она, Наташа, раз из благородных — сам сказал «леди» — значит, не так уж всё и плохо? Русинка. Леди. Нескладно, но ей понравилось. Леди из будущего. Загадочно и волнующе.
— Что молчишь? — не дождавшись ответа, граф подвинулся ближе, заглядывая в блестящие от слёз глаза русинки. — Сына моего долго лечить будешь?
Она решила не лгать. День больше, день меньше.
— Ещё дня четыре, а там уже и не понадоблюсь. Сами справитесь.
— Смотри-ка, не солгала, — удивился Герард. Другая бы наплела не́весть чего, а эта… — Доставай, показывай, что там у тебя в сумке.
— Что у меня в сумке? — почуяла неладное девушка.
— То, в коже, — видя её замешательство, повысил голос: — Я помню. Мне самому достать?
Наташа расстегнула сумочку, выкладывая содержимое на подоконник. В ярком свете луны матово блеснула зажигалка, пластины с таблетками.
— Нет его, — судорожно вздохнула, пряча глаза, сдерживаясь от желания глянуть на серебряное зеркало у окна.
Граф, привстав, недоверчиво провёл ладонью по беспорядочно рассыпанным предметам.
— Спрятала, значит… От меня спрятала, — усмехнулся он. — Доставай.
— Не для того прятала, чтоб доставать, — прозвучало с вызовом.
Сиятельному не хватало воздуха:
— Как ты смеешь мне перечить, врать, изворачиваться? Совсем ничего не боишься? Я похож на глупца? — Бригахбург, вскочив, выругался сквозь зубы: грязно и зло.
— Я всю правду сказала, — солгала она, млея от страха.
— В Салернскую школу кто хотел идти учиться? — склонился к ней граф, хватая за подбородок, рывком поднимая её голову. — Сирота безродная? Где ты труды Платона читала? Ты знаешь, где я их читал? Скольким языкам ты обучена? — Его голос гремел в ушах. Хотелось зажать их и не слышать отрывистых гневных слов. Хотелось зажмуриться и не видеть тяжёлого искромётного взгляда.
Наташа, отбив его руку, подскочила с места, торопливо собирая предметы в сумку.
— А это? — Герард дёрнул девчонку за косынку, хватая край платья. — Думаешь, не знаю, сколько такое одеяние может стоить и откуда прибыла ткань? А это? — ткнул пальцем в «стрекозу». — Думаешь, не знаю, сколько это может стоить? Или зерца́ло, что ты только что спрятала в сумку? У кого такое есть ещё?