Став на четвереньки, Наташа вертела головой, сознавая, что теперь её ничего не спасёт. Яды средневековья сильные и верные, а отравитель, как сапёр, не имеет права на ошибку. Никакого средства от отравления она не знает. Да и где его взять? Встать нет сил, кричать тоже. Кто услышит её писк?
Руки дрожали. Каждый вдох сопровождался острой резью, рвущей желудок, словно в нём разрастался клубок колючей проволоки. Таблетки… Есть таблетки. Помогут ли? Да и нужно ли себя спасать? Чтобы мучиться дальше? Что хорошего в этой треклятой жизни?
Пальцы не слушались. Их кончики онемели и стали словно отмороженные. Казалось, что она доставала таблетки целую вечность. Здесь и антибиотики. А вице-граф? Что станет с Ирмгардом? Он умрёт тоже. Так, может быть, кому-то нужна её смерть, чтобы она не исцелила наследника?
Корчась от приступов рвоты, выжидая моменты недолгого затишья, Наташа глотала таблетки, потеряв им счёт, пытаясь задержать в желудке. Сколько их выпало на грязный пол из бесчувственных пальцев?
Девушка ползла, упиралась головой в стену и меняла направление, пытаясь спрятаться от невыносимой боли, следовавшей за ней по пятам. Снова упиралась в препятствие и снова ползла по заколдованному кругу адской боли.
Наконец рвота прекратилась, только болезненно сокращался желудок. Вкус собственной крови уже не пугал. Губы распухли и онемели. Наташа ощущала себя бесформенной желеобразной субстанцией, растёкшейся по грязному полу темницы. Она не чувствовала ни рук, ни ног, ни холода. И только сердце, надрывно ухая, напоминало, что она ещё жива. В мозгу билась лишь одна мысль: «Хватит…Господи, прошу… Хватит…»
Звон в ушах сменился глухим затихающим шумом. Всё… Свободна.
Граф ходил по покоям, меряя их широким шагом. Ни сна, ни покоя. Эта девчонка сведёт его с ума. Ведьма! Точно, ведьма. Надо же, драться удумала. Откуда столько смелости и дерзости? Да, она же русинка — в этом он не сомневался, — а они именно такие. Вот только нужно было сумку снять. Забыл. Что у неё там? Безделицы.
Герард упал на ложе, закрывая глаза. А сам-то хорош. Чем лучше того насильника в лесу? Не сдержался. Мерзко. Гадко. С девчонкой решил совладать. Ослеп, захлебнулся жаждой обладания, похоть застила разум. Стало стыдно, что не пожалел спасительницу своего сына, отвёл в подвал. Лично.
А она лжёт, выкручивается… Непокорная…
Оправдание себе ищешь? Забыл, что добиться желаемого можно не только кнутом, а и лаской? Понять её нужно было, а не рубить с плеча. Ничего, посидит, одумается, сговорчивее станет.
Душа болела и стонала, словно чуя беду.
— Хозяин, — Франц нерешительно заглянул в кабинет, — вы мне… это… велели отнести в камору еду для иноземки.
Бригахбург обернулся, вопросительно уставившись на мальчишку. Тот замолчал, опустив глаза. Всегда весёлый и подвижный, сейчас он не был похож на себя.
— Ну, — нетерпеливо подогнал его мужчина.
— Так она… это…
— Франц, что? — терпение иссякало. В душу ледяной струйкой просачивалась тревога. — Отказывается есть?
Лицо мальчишки исказила гримаса боли.
— Она преставилась.
— Кто преставился? Франц! — рыкнул он. — Говори яснее!
— Та, красивая иноземка… умерла.
— Да чтоб тебя… — Герард быстро вышел из кабинета, чуть не сбив мальчишку, топтавшегося за дверью. — Почему ты так решил?
Он пожал плечами, отворачиваясь, устремляясь за хозяином, едва поспевая за ним.
Одиночные факелы освещали длинный коридор подвала. Пахнуло сыростью. Сквозняк принёс запах кислых огурцов. В другом крыле на нижнем уровне располагались кладовые.
Дверь в камору была открыта настежь. Возле разбитой глиняной миски с фасолью, не обращая внимания на приближающихся людей, сидела крыса и неторопливо поедала бобы.
— Убью Руперта, — пробубнил его сиятельство, зацепив ногой откатившийся оловянный кубок.
Грызун, оторвавшись от еды, неожиданно свалившейся ему неизвестно откуда, сверкнув красным глазом, нехотя скрылся в темноте соседнего узкого прохода.
Сняв со стены факел, Бригахбург вошёл в камору, освещая перед собой пространство. За спиной слышалось участившееся громкое сопение Франца.
Иноземка лежала у двери на боку, неловко подвернув ногу и прикрыв голову руками.
Передав факел мальчишке со словами: «Свети ниже», Герард с замиранием сердца присел возле неё на корточки. Перевернув её на спину, склонился, всматриваясь в бледное лицо с тёмными кругами под глазами, приоткрытые распухшие искусанные губы серого цвета. На подбородке засохла струйка крови.