— Срезает нити времени подобно обычному орудию посевы. Наслышан, — он пальцем провёл по голограмме. Его хмурый взгляд озарился, густые брови приподнялись, а речь плавно заключила очевидное: — Тут нет местоположения уже незнамо сколько.
— О, не волнуйся, — Мэтью уткнула руки в талию и медленно притоптывала ногой, пока диктовала условия. — Если ты думаешь, что я пущу тебя в космос как в открытый океан, то ошибаешься. Павлин уже давно выискивает все крошки на дорожке, и самые актуальные данные хранятся у неё. Так что начни поиск именно с этой точки.
— И искать Павлин сейчас, — шумно выдохнул Архонт и передал компьютер владелице. — Давно мы не общались… М-м-м… Где же?
Следующее название Мэтью долго и с большим удовольствием проговаривала, чуть ли не улыбаясь, но являя перед ним клыки:
— Огарана…
— Что?! Эта планета? Этот мясосборник? — он оскалился в отвращении. — Как до этого дойти можно?
— Узнаешь всё от первого лица. А теперь — вали. Но, — она подняла палец вверх, — форму не помни.
— Ты только явилась мне, но вновь издеваешься…
Внезапно всё вокруг померкло. Вырубился свет, камеры, но светились рога и глаза нечистивого дуэта. И треск стекла прямо под тонким ухом. Драгоценный клинок упёрся в серую длинную шею. Его держала тонкая забинтованная рука, по предплечье. А из прорехи несло теплом, доносился треск угольков и витал алкоголь. Каждая капелька аромата оседала на тонком и резко высовывающемся языке.
Всё пропало. Свет вернулся.
Одни из дверей открылись. Тёмный антропоморф с грубой кожей обратился к Мэтью:
— Что случилось?
— Опять электричество в коридорах сбоит, — отмахнулась Айкисл.
Архонт не смотрел в их сторону. Потирал шею, которая приобрела тонкий порез, оставляющий на пальцах чуть густой состав. Падальщик ворчал, но едва усмехался. Он покосился на оставшуюся в одиночестве Мэтью и медленно губами выбивал воздух, так тихо, что только она могла, видя и чувствуя, уловить одно ехидное слово о ней.
«Молодец».
Всё остальное — мясо
Раскаты грома, подобные грохоту колесницы; густые тучи, как вата, закрывающая объектив; но яркая искусственная луна всё равно освещала рваные края многоэтажных зданий. Дождя почти нет, но слякоть прибрала к рукам грязные здешние улочки. Этот район особенно не любили и отворачивались всеми силами на Огаране, но так и не снесли. Оправдывали красные акценты мостами и путями, проходящими через громадную реку, несущую в это время на себе густой туман. Густой, но недостаточно, чтобы сокрыть едкие усмешки и ругню. Недостаточно, чтобы сокрыть скрежет его когтей.
Архонт находил это место скучным. Не разбавлял путь даже попавший под ногу камушек, который он подпинывал когтями. А с этим стук. Взгляд падальщика приковала идущая навстречу фигура. Шаткий шаг, антропоморфный вид, как и у многих на этой планете, в системах этой и ближайших. Простенькая, но не второсортная одежда, и липкие цвета на всём теле.
Загорелась идея. Вспыхнула, как нетронутая веками свеча. Падальщик со скрежетом направился вперёд. Прохожий в ужасе застыл только завидев приближение огромной фигуры, её свечение глаз под капюшоном. А когда из-под плаща с хлопком мембран вывалились и вздымались к небу крылья, то прохожий упал на колени.
— Ежели звёзды и земля тут, — роптал несчастный, скрещивая руки и закидывая голову, — Звёзды, молю о прощении! Пока воды и моря движимы, пока ветра…
— Фу.
Эта свеча погасла. Её засыпали песком из ковша.
Падальщик побрёл дальше, пиная породнившийся камень. Его крылья, как перья на ветру, с шуршанием медленно опустились и запрятались под плащ, становясь его частью. Архонт пинал камень и водил за губами языком по клыкам, щурясь и обдумывая свой путь. Уже через мгновение поднял камушек хвостом и передал в руки, рассматривая и проводя когтями по неровностям.
Вот, шорохи. Прохожий, прежде чем поднялся, дочитал певучие молитвы из нескольких десятков строк, едва имеющих связь, кроме смысла, а теперь конечности его били по одежде, и мелкие камушки и грязный песок с другого края планеты с треском опадали на дорогу. Очень тихо ворчал проходимец: