Мэтью вскинула свободный меч, сбивая следы своей холодной жестокости, и обернулась к дверям. На полпути шум ещё остановил. Это бульканье, шипение как через мишуру, гневливые рыки:
— Знаешь, чем вы похожи? — Карсинэл рычал сдавлено из-за своей лапы, закрывшей большими когтями и подушечками ноющее горло. Морщился и дрожал, царапая шипами металл. — Вы не создающие. Не созидающие. Две половины одних бед. Правду молвят среди нас, что она вас не любила, а потому мертва.
Её взгляд вновь разил собеседника. Её ответ короток:
— Век тебе верить сине- и зеленоглазым.
— Исчадие Тьмы! — он вскинул лапой.
Голубая кровь покрыла лицо Мэтью. Небрежные брызги закрыли ей рот, перекрыли ноздри, заставив замереть и стиснуть зубы, сомкнуть губы.
Она метнулась прочь, унося свою тень, ударив на выходе по дверям. Ставни медленно скрипели, всё плотнее фиксируя замки за спиной Айкисл. Щёлкнул и меч, вонзившись в ножны.
Цокот приблизился. Мэтью исподлобья глянула на согнувшуюся Павлин, держащую в руках массивную книгу, а в крыльях, как в колыбели лебяжьей — подбитое тело Айкисл.
— Неприятно… — проговорила Павлин, косясь на клеть без окон. — Обычно последнее слово за тобой…
Тёмные глаза проследили за решительным шагом Мэтью. Она стеклянным лезвием пробила металлическую оболочку камеры с внешней стороны, вскрывая провода, а затем решительно разорвала их. За стенами послышался крик. В камере неистово по стенам забили конечности, перебивая мощный стук слабыми, и наоборот. Ругательства смешивались с мольбой открыть двери, а когти — с хрустом ломались.
— Это было освещение?
Мэтью кивнула. Тылом руки, бинтами, она бережно удаляла с лица следы крови. Плавно сбивала с носа, даря себе возможность вздохнуть спокойно. Она и ухом не повела на крики за стеной и в дальних коридорах. Только план и путь, в который она смотрит.
Шаги вперёд. Шарканье, за которым цокот.
Большим пальцем Мэтью провела по нижней губе, медленно и сильно давя. Это были попытки грязью сбить следы крови. Резкие выдохи через нос выбивали остатки жидкости. Она покосилась на шелест бумаги и скрип, когда Павлин вновь открывала книжку.
— Ну и что тут о «сумеречных» такого? — задалась Айкисл вопросом.
— Всё, что было известно тебе, сказано тобой… М, — большой коготь перелистнул страницу, — как и обычные опухоли, живут, переплетаются своими сосудами с мировыми потоками. Чуждые системы с прорехами, через которые можно сбежать…
— Ох ты ж ѣ…
— Что?
— Сбегать можно, значит?
— Потому я не полагаюсь только на информацию Организации, — Павлин увела всё внимание в артефакт, утонула взглядом, но не ушами, ловящими сдавленный смешок.
Подобных клетей, без окон, было достаточно на их пути. Там шуршание и возгласы проклятий на многих языках, если стены не предполагали звукоизоляцию. Оперённая поглядывала на двери, всеми возможными способами закрытые, сокрытые. Она розоватым языком пробовала воздух, понимая, как в сырости витает противная многим сладость.
Этот сектор проверяют редко, Павлин то помнит. Куда важнее был оберег созданий Междумирья по соседству. Туда охрана могла ещё являться, а здесь не видно даже окошек для еды. Хранят всех, кого ещё могут использовать, если не мучительно казнят. И, останавливаясь у одной из вспоротых дверей, тёмный взгляд окинул раскрытое помещение. Следы проколов по краям, да и направление кусков металла, как раны, говорили, что путь отсюда выбили изнутри, а снаружи уже старались шире раскрыть насекомые. Но внутри лежало тело, свежее в своей смерти. Ему было пару дней, но разложение, усиленное сыростью и спорами, дало коже сползти и разорваться, являя зеленоватые мышцы. Вытекшие глаза смотрели в сторону недавней возможности. Всё опухло.
Кроме одной руки. Она была скелетом. Желтоватым, но грязным, от которого оторвалось несколько фаланг. На костях следы зубов, клыков, похожих на те, которые блестели из-за сползших губ.
Павлин обернулась на смешок Мэтью, которая решила продолжить разговор, заметив, как её собеседница насмотрелась окружения. Она шла вперёд, ведя за собою оперённую, и ответила: