Выбрать главу

— О… Не знал, что Организация тут держит хозяйство.

— Организац-ция? — пронеслось с дрожью.

Архонт медленно поднял взгляд, улыбаясь. За порезанными губами и щеками сокрылись клыки и всякое движение иное. Падальщик выпрямился, сложил за спиною крылья, а затем и свободную руку за талией, сталкиваясь ею с перепонкой. Хвост смиренно лёг на землю.

Он сделал шаг. Она — с дрожью от, всё ближе становясь к постройке металлической. Неразборчивые механизмы содрогались в движении, свет и тень игрались, образы различные даря. То буквы это были, то силуэты, или совершенно бесформенное нечто.

— Ах, — вздохнул шумно тогда он, дёрнув крыльями и демонстративно отвернувшись. — Мы тут вместе застряли, совсем одни, мирами всеми брошенные.

— Кто ты?.. — отозвалась она через стук зубов.

— А, мы не представились, то правда, — он склонил голову, рассматривая фрукт со стороны другой, а затем покосился на собеседницу. — Я — Князь. Рад знакомству.

И улыбнулся, немного, всё же без клыков.

Фигура поодаль дрожала от мощного голоса, но осмелилась выпрямиться. Руки её сложились у груди, а кисти беспорядочно сжимались. Она вздохнула чистого воздуха и произнесла:

— Ра’а-мегла.

Он вскинул брови, но кивнул.

Слово за словом, а речь подобно мёду сладкому и плотному, закрывала уши, притупляла вкусы и пеленой перед глазами медленно стекала. Средь потёртых шестерёнок был не только сад в парниках, но и ухоженный двор, отличимый малым количеством деревьев, вечноцветущих пышными бутонами. Обширная местность, открывающая небо, которая таилась за долгими жестяными коридорами, полными отметин и записей на стенах, вплоть до небрежных цветных рисунков внешнего мира в низких углах комнат.

Всё ради крупного двора. Широкие кресла занимали центр, а они — их. Столик между ними, плетённый в сломе, как и кресла, которые они заняли; как и колыбель большая поодаль от знакомой новой, где две подушки мягкие лежали. Сокрыты все тенью от ветвей деревьев, что лапы, покрывшие небосвод.

Момент молчания, в котором Архонт смотрел на звёзды, прокусывая плод, вдыхая пряный запах и яркий вкус, подобные вишне с имбирём.

— Князь?

— М? — отозвался он. Однако его улыбка сменилась на хмурость. — Неужто ты не поняла значение слова?..

— Значение? Ты представился. К чему вопрос? — Ра’а-мегла покачала головой. — Слишком заумный для простых мужей.

Архонт поперхнулся. Рот прикрыл рукой, но сок потёк через разбитые как червяками щёки. Усмехнулся, вспоминая разность словарей, с которыми ему приходилось иметь дело.

Затем улыбка сошла на нет.

— Ладно, быть тому, я приму твои слова, — промолвил он, облизнувшись. — Тогда ответь: кто дал тебе столь прекрасное в сложности имя?

— Наставители.

— О-о-о… Какое звание, веющее… чем-то незримым и великим.

— Да! — восторженно произнесла она. Её улыбка была широкой, глаза щурились от тепла, растущего внутри, у сердца. — У меня великая цель. Я последняя в своём роде. Наставители помогут обрести прошлое. Они мне дали эту Обетованную Планету.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Архонт многозначительно промычал, щурясь. Нога на ногу, что хвост свободнее бил по земле. Острые клыки покусывали руку, оцарапывая и вычищая от кусочков недавнего фрукта. Как насекомое, кое чистит свои лапы мандибулами.

— Они говорят, что мои гены сложные. Нужные разные подходы для… как там… ре-... реплик-... репликации?..

— М… дело всей жизни, что процесс низших созданий, инстинктами подкреплённый.

— Мои дети вернут мой род.

— Если их, конечно, не убьют.

Ра’а-мегла встрепенулась. Широко раскрытые глаза смотрели на Архонта. Он в прищуре улыбнулся.

Бежать невозможно. Не успела двинуться. Крепкие серые руки упали на бёдра, вблизь колен, ладонями и пальцами полностью обвив её ноги. Фаланги крыльев зафиксировали на кресле руки.

Она вскрикнула, но исполин над нею не сдвинулся. Проходящая по телу дрожь затуплялась в крепко прижатых конечностях, но сердце всё громким эхом билось в черепной коробке.

Она прерывисто дышала, он — нет. Ра’а-мегла не знала, что будет, ведь всё, что делал Архонт — древней статуей повиснув над нею молчал, сверля тёмным взглядом душу, коя холодом билась в горле. Особенно сильно, когда пасть приблизилась к её лицу.