Выбрать главу

Архонт вытащил из-под себя крылья, с хрустом выпрямляя. Конечности пальцами дотянулись до петли гамака и медленно отсоединяли её от дерева. Так его в гамаке и держало одно крыло, когда второе — держалось о дерево. Перед глазами всё плавно плыло, а голова коснулась земли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Архонт бурчал, но наконец-то мог подняться. Он отряхнул с себя прилипшие листья, расслабил крылья, которые сложил за спиной. Падальщик вернулся к своей кровати, которую теперь вновь вешал.

— Итак, — отзывался он, откидывая уже долгие размышления о красивой речи, — чего ты забыла около меня?

— Моё любопытство такое — встретить тебя.

— Очарование, — Архонт повторно устроился на своём лежбище, скинул хвост. Его ноги опирались о землю и вновь покачивали окружение. — Всё это становится интереснее с каждым словом. Скажи-ка мне, почему ты тут оказалась?

— Мне того захотелось — увидеть тебя.

— Прыгнуть в «сумрак» ради этого? — он закрыл рот кулаком, скрывая сдавленный смех. И в каждой своей паузе Архонт качал над собою небосвод. — Чего я такого натворил, что ты меня так преследуешь?

— Натворил? — переспросила Искательница.

— Разве… то должно удивлять?

— Ты хороший, — она выпрямилась, вытянула и львиные лапы, царапая ими воздух. — Я тебя таким знаю.

— Оу, — Архонт вскинул брови.

Он не выдержал. Засмеялся, согнувшись, закрыв лицо руками. Через несколько минут его кисти медленно сползли, открывая глаза. Кентаврида сидела всё там же, но положив одну руку на другую. Последнюю протягивала в сторону Архонта, как ожидая слов.

— Дорогая знакомая новая, я не знаю, в каких обстоятельствах мы с тобой встречались. Я не помню, может, напился… А, нет, не в моей власти подобное. Но, о звёзды, я — хороший? Пробудись: я не могу стать каннибалом лишь из-за того, что я последний в своём роде.

— Мне жаль.

Переглядки.

— Ты действительно что-то новенькое в моей жизни, — заключил падальщик. — Не, мне бы такое точно запомнилось. Гм… Знаешь меня… но не я тебя… Кто твои родители?

— Создавшие меня потеряны в своих мирах.

— О.

— «О»?

— Слова говорят о многом, — он поднялся. — А так я могу сделать вывод, что ты полукровка.

— Имеешь что-то против?

— Да.

Мысль свою он не продолжал, как и она не спрашивала дальше. Ходил он у своего пристанища под открытым небом, обходил Искательницу, рассматривал драконьи останки. Выбрал более ровную кость, которая, скорее всего, была лучевой. Крупная, что соответствовало громадной туше, некогда лежащей на этом месте.

— Ты прелесть, — Архонт косился на неё. — А может, ты слишком глупа? Я же сейчас даже не пытаюсь скрываться.

— К чему ты?

— Я же монстр. Чудовище. Во всех тех смыслах, которые дают подобным словам несчастные, мною погубленные.

— Разве то, какими мы рождены, должно определять то, что нам теперь делать?

— О, ну если тебе скучно, то всегда можно установить правила, конечно. Палки в колёса делают кривую дорогу веселее, я полностью согласен.

— Тебе же подобно скучно, не так ли? — задавала Искательница ему вопрос ещё один. Он отвечал:

— Я пробовал. Всё пробовал. Всё приедается в своих повторах, надоедает. Теперь мои века уходят на то, чтобы найти прекраснейшую постановку, которую я мог бы воплотить. «Сделай милое личико и всё в твоих когтях», — уже мало и не насыщает должным образом, и руки тянутся к приправам.

— А что оно?

— Слова мои последние? — он обернулся. Она кивнула. Его взгляд скользнул на её лапы и траву около, которая, казалось, проходит немного сквозь. Падальщик нахмурился. — Гм… Оно о том, чтобы одеть себя в оковы, того не показывая. Роль требует костюма.

— Разве заключение даёт что-то выгодное тебе?

— Конечно! — Архонт подскочил, раскрывая в шорохе крылья. — Я же высший хищник, я всегда могу их скинуть и снова быть собой. О, это чувство страха тех, кто потерял контроль; о, скинутые с пьедестала на место моё игрою созданное! Так много странных вопросов…