Я звучала, как истеричная девочка, и самое ужасное, я понимала, что звучу, как истеричная плаксивая девочка, но меня было не остановить. А как бы вы себя повели? Сначала вам говорят, что вы чудом выжили, а теперь объявляют, что болезнь просто оттянулась на время! Вот тебе сладкий пряник, но когда ты его доешь, то умрешь от сахарного диабета!
— Я не могу назвать порог. Это может быть девяносто четыре или восемьдесят пять процентов. Сути это не меняет. Твоя ДНК медленно поддается вирусной.
— И у кого же ты видел подобное?
— У самых первых зараженных.
— То есть я тоже превращаюсь, просто медленно?
— Мне жаль, но это так.
Я так и села перед Кейном на край стола с задранной до плеч футболкой, закрывая груди руками крест-накрест. У меня не было слов, не было сил поражаться, не было сил сопротивляться роковому факту. Я как будто опустела. До меня медленно доходил факт того, что каждый день я теряю частицы человечности и превращаюсь в монстра.
— Тесса, еще не все потеряно.
— Ой, да ладно тебе, Кейн! Ты сам-то в это веришь? — я буквально выплюнула ему в лицо обвинения в обмане, даже голос повысила, потому что была безутешна, как принцесса, потерявшая корону.
— А чем мы тут все, по-твоему, занимаемся?
Он вдруг прозвучал так уверенно и даже немного грубо, что я чуть вынырнула из скорби и планах о самосожжении, чтобы оценить нового Кейна — сурового Кейна.
— Все эти усилия сорока лет и трех последних недель? — продолжал Кейн — Ребята спины надрывают и собственными жизнями рискуют, чтобы спасти таких, как ты!
Вот черт! Он уже сравнил меня с лысыми уродцами. Твою мать, однажды я буду также лежать в его боксе с оторванной от тела башкой, которую он будет препарировать! Надо делать ноги отсюда, пока они не посадили меня в клетку.
— Сколько мне осталось? — спросила, надев маску командира, владеющего обстановкой и собственными расшалившимися нервами.
А черта с два я смирилась с этой новостью! Пусть внешне я кажусь спокойной, внутри меня нервы устроили переполох, как на Титанике, и бегают по палубам в поисках шлюпок!
— Мне надо сделать пару тестов и понаблюдать за развитием болезни в динамике.
Кейн обошел меня и снова встал сзади. Пока он ковырялся в моем шраме, делал уколы, надрезы, я была поглощена таким зверским отчаянием, что не обращала внимания на боль. Его прикосновения больше не вызывали блудливых гуськов.
— Пусть у меня есть только два компонента для сыворотки, но мы уже можем начать делать тебе инъекции. Прогрессирование трансформации все равно замедлится.
Он снова трогал мое Ахиллесово плечо, которое вскоре меня погубит, и продолжал размышлять на ходу:
— Учитывая прогресс за прошедшие три недели, я думаю, месяц мы для тебя выиграем.
— До какого этапа превращения? Когда я начну хотеть кровь?
— Нет. Месяц до потери самосознания.
— Потрясающе!
— На данный момент костный мозг уже замедляет выработку эритроцитов и …
Кейн замялся и смотрел на меня с легкой долей напряжения.
— И меня уже должна мучить жажда, так? — закончила я за него.
Перед глазами стояла та долбанная капля крови, что я утерла со лба его долбанным платком в клеточку с долбанными вышитыми инициалами! Как же я раньше не поняла? Потому я чую кровь интенсивнее, потому я чую самих зараженных, прячущихся под землей. Я становлюсь одной из них!
— У нас есть преимущество. К завтрашнему дню я подготовлю сыворотку из имеющихся компонентов, мы выиграем время для тебя. Острые приступы анемии начнутся ближе к трем неделям, к четвертой ты впадешь в болевую кому из-за меняющегося метаболизма.
Кейн разводил кровь в пробирках, делал на них метки маркером, и рассказывал все так, словно читал научную статью, а не меня к смерти приговаривал. Кома означала смерть моего сознания.
— Сыворотка сработает? — в надежде спросила я.
— В теории, да.
Я раздраженно выдохнула. У нас все в теории работает, а потом получаются вот такие планы, как с Икеей.
— Твоя интуиция… — Кейн вдруг резко выпрямился. — Она может объясняться твоим превращением. Опиши подробнее.
Я взглянула на Кейна, теперь же он относился к моим словам о моем супер-чутье гораздо серьезнее.
— Я не знаю, как это объяснить. Я просто… Я не то, что чувствую, где находятся зараженные. Это не предчувствие того, что вот сейчас из-за угла на меня кто-то прыгнет, потому что уж очень удобная у этого незнакомца позиция. Я прямо конкретно знаю, что они там! Я не вижу их через стены, не чую их запахи, не слышу потусторонних голосов. Я просто знаю, что они там… Словно кто-то засунул это знание в меня извне. Я его не контролирую. Оно появляется внезапно.