Луиза
Не было ничего безумнее этих отношений. Не было ничего страшнее, чудовищнее, ничего, о чем я могла бы с той же легкостью сказать, что оно пропитано ядом. Но Рой — был.
Был рядом, когда нужна была его помощь, хотя называл это иначе. Держал меня за руку, и гладил по волосам, когда вытянул признание о том, что со мной случилось без него. А еще порой поступал совершенно нетипично для себя. Не так, как я ждала от него. Не так, как следовало бы поступить, исходя из банальной логики. Он вообще умел подчиняться логике, или подчинял её сам?
Когда я узнала, что Мэй получила признание своего брата, я пришла к нему со скандалом. Без предупреждения, почти ночью. Он не должен был этого делать! Это сломало ей жизнь — знать, что близкий человек на самом деле чудовище, и что теперь он мертв — это… я даже не знаю, что она чувствовала, я не решилась позвонить ей.
Но я знала, что она не пришла на похороны Роба. И я не хотела, чтобы она чувствовала себя раздавленной, или ощущала вину передо мной. В конце концов, это было мое решение — прикрыть ее. Я не хотела, чтобы ей было больно, а в результате... то, что сделал Рой, возможно, нанесло ей еще большую душевную травму, чем если бы меня там не было. Хотя нет, это, конечно, глупости. Я преувеличивала и знала об этом. Такой поступок брата по отношению к кому-то другому — чудовищен. Но по отношению к родной сестре? Здесь уже не спрячешься за самообманом, не придумаешь, что его заставили.
И все же, я была в бешенстве. Ведь я хотела оградить ее от этого! А он… вмешался. И мне не нужны были никакие доказательства, чтобы понимать, кто стоял за этим признанием, и этой смертью. Никто больше просто не знал, что произошло, я никому не рассказывала. И я гнала машину, чего обычно не делала, чтобы высказать Рою всё, что я о нём думала. Я настолько разозлилась, что, казалось, даже стерла с себя травму, всю боль, что брат Мэй мне нанес.
И я ждала чего угодно. Что его не окажется дома. Что он будет спать и проигнорирует звонок в дверь. Что у него окажется десяток посторонних женщин. Или даже всего одна. Но всё оказалось совсем не так. Рой открыл мне сразу же, появившись на пороге, как всегда, одетым идеально для этого момента. В застегнутой на все пуговицы черной рубашке, и потертых джинсах, он походил на рок-музыканта. И, кажется, был немного пьян?
— Я ждал тебя раньше, — усмехнулся он, увидев меня, и я растеряла большую часть злости. Ждал? Как это? — Проходи, не стой на пороге, — добавил он, видя мое недоумение, и буквально втянул меня в дом за руку.
Я скользнула взглядом по прихожей, отмечая там необычайный порядок. Рой был педантом в том, что касалось одежды, парфюма, даже ногтей, но при этом, несмотря на регулярно приходящую уборщицу, у него всегда творился невообразимый хаос.
Что на столе, что дома, что в любом месте, которое он полагал своим. Никакой грязи, ни крошки печенья или капли кофе, но найти среди хаотично лежащих стопок документов, флэшек, канцелярских принадлежностей и прочего что-то нужное мог только он сам.
Быстрее, чем я, хотя на моем столе как раз всегда был идеальный порядок. Он каким-то образом всегда стоял в центре урагана, и по его взмаху руки этот хаос становился упорядоченным — но только для него. Никто больше не мог вмешаться в эту странную магию. А еще он просчитывал. И меня — в том числе. Достаточно хорошо, чтобы предсказать, что я приду к нему, узнав, что произошло.
«Я ждал тебя раньше». Я вообще не собиралась сюда приходить! А он ждал — и, что характерно, дождался. И кажется был настолько нервозным, что убрался и вымыл вообще все. Хотя обычно к нему приходила уборщица, но не посреди же ночи… нет, это он сам. Своими руками.
Я вдруг поняла, что понятия не имею, каким Рой был в детстве. Было ли у него детство? Во что он играл? Кто его родители? Про отца я что-то смутное слышала — вроде бы, он был бизнесменом? Но вот о матери — ни слова. Я не знала где он вырос. Где учился. Кем мечтал стать, когда был ребенком. Сомневаюсь, что убийцей. Или президентом.
Я не знала о нем, на самом деле, практически ничего. Ничего глубинного, более ценного, чем количество его любовниц или то, что он не способен ценить человеческую жизнь так, как ее ценят нормальные люди. Но что-то личное… даже какой у него любимый цвет — и то не имела ни малейшего представления. Хотя это почти наверняка какой-нибудь оттенок красного.
А вот он обо мне знал всё или почти всё. Знал, где живут мои родители. Знал, где я училась. Чем увлекалась и как пришла в компанию, что в конечном итоге свела нас вдвоем. Кажется, даже общался с моими друзьями детства. И знал, что в школе я была не популярна, и по мнению тех, с кем я училась, годилась только для того, чтобы списать у меня очередной неприятный тест.