Нет, всё же безумно не хватает ещё одной бутылочки. Я бы расплескала её на этот красивый длинный ковёр, ведущий к лифтам, просто чтобы наутро Рой смотрел на это и морщился. Не успеют же они его заменить, а? Или успеют?
Но бутылки нет, так что я с силой бью ладонью по кнопке вызова лифта. Ждать, опять ждать. Ненавижу ждать! Хочу укусить Роя за ухо так, чтобы остались отпечатки зубов. Интересно, как бы он это объяснял на работе? Смутился бы хоть немного? И может ли эта холёная рожа краснеть, или это только мне на роду написано чувствовать себя из-за него неловко?
Мне везёт, и недра лифта впускают меня спустя каких-то несколько секунд. Едва не падаю туда, радуюсь, что он пуст. Пальцы сами собой тянутся расстегнуть пуговицы пальто. Зачем мне нужно, чтобы я появилась на пороге у Роя в настолько непотребном виде не знает никто, даже я, но зачем-то нужно. Тормоза лежат на дне симпатичной бутылки, так что я делаю именно то, что хочется.
Так что, когда дверь лифта, наконец, снова открывается, Рой видит и чёрный бюстгальтер под белой блузкой, и расстегнутые пуговицы. И что-то ещё, наверное, видит тоже, потому что глаза — как я и воображала — темнеют. Кто бы мог подумать, что он будет стоять на пороге открытой квартиры и ждать меня. Кажется, немного трезвею, потому что на ум приходит сравнение для его глаз — цвет моря во время шторма. Оно не синее, оно серое в эти мгновения.
— Сколько же ты выпила? — чуть кривится, глядя мне в глаза.
— Всего-то бутылку вермута, — отвечаю, но выходит, кажется, неразборчиво.
Рой морщится и втаскивает меня в квартиру за левое предплечье. Удивительно, но вместо брезгливости я отчётливо читаю на его лице раздражение и что-то ещё. Смесь эмоций. Даже сейчас мне и хочется, и не хочется их расшифровывать.
— Исправим это недоразумение, — шепчет Рой куда-то мне в шею, стоит ему запереть дверь.
Легко подхватывает на руки, словно я вообще ничего не вешу, и втаскивает в ванную, не снимая даже пальто. Туфли падают где-то по дороге, но мне плевать. Ему, кажется, тоже. А потом эта сволочь резко окунает меня в довольно холодную воду. Набрал ванну, какая прелесть… когда только успел?
Трезвею достаточно, чтобы начать вырываться. Холодно, мокро. И как я потом поеду домой?! Меня ставят на пол. Кричу:
— Ты совсем с ума сошёл?! — он не отвечает.
Стаскивает с плеч мокрое насквозь пальто, просто рвёт несчастную прозрачную блузку. Вопреки логике и здравому смыслу мне снова становится жарко, хотя несколько секунд назад я тряслась от холода и хотела оторвать ему голову. Эта скотина серьёзно думает, что после купания в ледяной воде я буду с ним спать?!
Очевидно, думает, потому что сразу после этого за волосы притягивает меня к себе и целует, нагло, жёстко и с языком — я задыхаюсь, и забываю и про вермут, и про холод. В нос ударяет запах бергамота и нагретой кожи. То ли Рой сменил одеколон, то ли просто принял душ. Отрывается от меня, втягивает носом воздух где-то около шеи, фыркает.
— Так гораздо лучше. Какой смысл в сексе, когда ты едва стоишь на ногах?
Я не отвечаю, но заношу руку, чтобы влепить ему пощечину. Рой перехватывает ладонь, и проводит по ней языком, заглядывая мне в глаза. Меня снова прошибает током. Вода стекает прямо на пол огромной ванной комнаты, а я ловлю в огромном зеркале напротив нас взгляд своего ошарашенного отражения. Ничего особенного он не сделал, а я давно уже не девственница, так почему меня так пробирает буквально от всего, что вытворяет этот мужчина? Неужели просто от того, насколько он наглый и уверенный в себе? Смешно, я же знаю, кто он такой, и что с ним не так…
Но его вообще ничего не беспокоит, и никакими вопросами он не задаётся тоже. Даже не думает, что во мне нашёл, я же совсем не в его вкусе. Просто снова хватает на руки и шагает в душ. Он одет, в чёрную рубашку и тёмные брюки, но ему, очевидно, плевать. Почти сразу включает горячую воду, и прежде, чем я пытаюсь вырваться, прижимает меня к стенке удивительно огромной душевой кабины. Жмурюсь, потому что вода попадает в глаза, но быстро перестаю думать даже об этом.
Руки Роя шарят по моему телу, сминая и стаскивая и юбку, безнадёжно ломая на ней молнию, и злополучные слипы он тоже умудрился растянуть так, что они просто упали к моим ногам. Бесит. Его снова хочется укусить, чтобы перестал так нагло портить вещи, да и меня тоже, так что я нащупываю его рубашку, и тоже рву. Пуговицы катятся по душевой, Беллроуз смеётся и впивается зубами мне в шею. Это больно, точно останутся синяки, но хочется, чтобы он продолжал, только кусал всё ниже и ниже.