Рой не спрашивал. Он дал мне несколько мгновений, чтобы я отдышалась, и снова опустился вниз. Я успела пробормотать:
— Сними чертовы нару…
Но его язык с силой провёл по самым нежным местам моего тела, и я перестала думать о чем угодно, кроме того, что мне просто до боли хорошо.
В этот раз Рой не нежничал даже самую малость, и трахал уже тремя пальцами, так быстро, что я не успевала дышать. Он едва ли не кусал за бёдра, за мои бедные измученные складочки, да и за клитор тоже, а я извивалась, кричала, и напрочь потерялась во времени.
Когда Рой остановился, я сбилась со счета оргазмов, и чувствовала только как бешено колотится сердце, и как ноет буквально всё тело. Сама я сейчас не могла делать вообще ничего, даже почесать ноющие запястья. Или просто пошевелиться. Ноги не удержали бы меня, даже если бы мне за это заплатили бы всю зарплату за десять лет одним платежом.
В голове было пусто. Телу — безумно хорошо, но больно и холодно. А я неплохо знала Роя, и понимала, что он не закончил вовсе. И не кончил, если уж на то пошло. Я засмеялась невольно пришедшему в голову каламбуру. Беллроуз усмехнулся, и освободил мне, наконец, руки. Я тут же укуталась в одеяло. Холодно. Почему-то, когда совсем хорошо — всегда холодно.
— Я выкурю пару сигарет, и вернусь, — сказал Рой хрипло. — Кто-то очень хочет, чтобы её наказали, кто бы это мог быть? Не вздумай уснуть, Лу.
— Ты всё равно… разбудишь, — пробормотала едва слышно, и он фыркнул, и тут же вышел.
Я нервно повела плечами. Значит, сегодня у него хороший день. И сигареты уходят вместе с ним. Какая-то часть меня испытывала от этого факта легкое разочарование. Никто не будет прижигать кожу с интересным звуком пшшш, нервы не напряжёт до предела боль, и ещё один шрам не добавится в обширную коллекцию. В плохие дни Рой куда сильнее помогал той тьме внутри меня разрастаться.
Потому что прежде чем превратиться в шрам, ожог ещё очень долго напоминал о прошедшей ночи. И о том, что я спуталась с человеком, по которому плачет квалифицированный психиатр, кстати, тоже. А с Роем об этом было очень полезно помнить, потому что он мог быть безумно обаятельным. И даже приятным собеседником, внимательным слушателем. Много кем. Но забывать про его настоящую сущность не следовало, а я падала куда-то за ним и не могла предсказать, к чему всё это приведёт. Точно ни к чему хорошему, и надо бы остановиться, но…
Впрочем, додумать мысль Беллроуз мне не позволил, словно почувствовав, куда меня занесло. Впереди него в комнату вошёл терпкий запах сигаретного дыма, так что, хотя я не слышала шагов, а глаза и вовсе закрыла — всё равно сразу поняла, что он вернулся.
Я укуталась в одеяло ещё сильнее, хотя прекрасно знала, что меня сейчас будут из него вытряхивать. Сил не было ни на что в принципе, но я знала, что Рою нравится, когда я податливая кукла. Он под настроение находил в этом какую-то свою прелесть, более того, так прямо и говорил.
— Зря ты от меня скрылась, это тебе не поможет, — промурлыкал довольным тоном, и по коже тут же побежали мурашки. Да, в этот раз Беллроузу никто не успел испортить настроение. Хорошо это или плохо — он как обычно не дал мне задуматься, без какого-либо перехода вытряхнул меня из тёплого одеяла, обжигая прохладой собственного тела, и слегка потянул за волосы, вынуждая открыть глаза.
Я ничего не сказала в этот раз, только поймала отсвет от лампы в серо-стальной радужке. Глаза у него были сейчас совсем тёмные, дыхание напрочь сбито, а галстук кое-как висел поверх смятой полурасстёгнутой рубашки. Пиджак, в котором он был всё это время, Рой успел где-то сбросить, хотя раздеваться, как обычно, не спешил. Когда я попыталась к нему прикоснуться, он завёл мне руки за спину, и прикусил за ухо. Потом прошептал:
— А тянуть куда попало свои ручки я тебе не разрешал, Лу.
Хотелось ответить, что он никогда не позволяет мне к себе прикоснуться, и это страшно раздражает. Но меня, как всегда, попросту заткнули поцелуем. Целовать меня ему вообще нравилось, вопреки всем стереотипам насчёт того, как должны выглядеть отношения, основанные на сексе. Плевать Беллроузу было на всё, включая то, как и что должно выглядеть. Это нас с ним и отличало, кажется.
Он снова потянул за волосы, вынуждая меня запрокинуть голову. Как Рой умудрялся держать равновесие, одной рукой удерживая мне запястья, а второй оттягивая длинные пряди — загадка почище тайны Бермудского треугольника, но весь вес он не переносил. Впрочем, об этом я тоже перестала думать, когда Рой раздвинул мне коленом ноги. Почему-то меня всегда дико возбуждало, когда он так делал. А он, кажется, об этом знал.