Сайлас взял большую палку и ударил ею по стволу шишковатого дуба.
— Неужели и это дерево тебя оскорбило? — проворчала Амелия. — Я уверена, оно не кусается.
Он пожал плечами и одарил ее наглой улыбкой.
— Я просто люблю что-нибудь бить.
— Не мог бы ты быть немного добрее?
— Зачем?
— Затем, что нам нужно сотрудничать, чтобы выжить, вот зачем. И это то, что делают хорошие люди.
— А кто сказал, что я хочу быть хорошим?
Амелия вздохнула.
— Быть придурком — не повод для гордости.
Он ухмыльнулся и ударил по другому дереву.
— Вполне, если справляться с этим на отлично.
— Что нужно сделать, чтобы ты стал относиться к людям по-доброму?
— Не знаю. Может быть, лоботомию.
— Ладно. Я сдаюсь. — Ее брат отличался резкостью и язвительностью, всегда был саркастичен, часто жесток. Когда-то она не замечала этого, но теперь не могла не обратить внимание. За долгие годы они отдалились друг от друга настолько, что она боялась, а вдруг разрыв оказался слишком велик, чтобы его преодолеть.
Но после террористической атаки на «Гранд Вояджер» Сайлас доказал, что все еще ее любит. Она увидела это в отчаянии, написанном на его лице, когда они с Микой ворвались в капитанскую каюту во время нападения Кейна — сразу после того, как она вонзила тому шприц в глаз.
Ей никогда не снилась та часть, когда она спасала себя, когда Сайлас пришел на помощь. Только кошмары — страх, пронизывающий до костей, Кейн, нависший над ней, его гадючьи глаза, когда он снова и снова причинял ей боль.
Амелия выкинула из головы мрачные мысли. Солнце светило сквозь листву, щебетали птицы. Она не могла позволить ночным кошмарам управлять ее явью так же, как они управляли ее сном.
— Пожалуйста, ничего не говори об этом. — Амелия показала рукой на карман, где, как она знала, Сайлас хранил мешочек и бутылочку с оставшимися таблетками.
Он закатил глаза.
— Я постараюсь сохранить это в тайне, когда в следующий раз в общем разговоре речь зайдет об эпилепсии.
— Помолчи, пожалуйста. Я серьезно. Хорн и остальные оставили бы меня в мгновение ока, посчитав, что я — помеха. — «Как и Габриэль». Но она не могла заставить себя произнести его имя вслух.
Сайлас ударил по очередному дереву.
— Кому какое дело до них? Джерико тебя не бросит. Он — все, что нам нужно.
— Возможно, — согласилась Амелия. — Но все же.
Она не сказала брату, что у нее осталось лекарств от эпилепсии всего на две недели. Только четырнадцать таблеток, которые поддерживали ее жизнь, не давали мозгу превратиться в кашу — таблетки, незаконно созданные для нее Декланом Блэком, ее отчимом. Потом у нее не останется ничего, кроме последнего инъектора для экстренной помощи.
После этого очередной приступ мог ее убить.
К ним с другой стороны, ловко перешагивая через упавшую ветку, подошла мать. Она коснулась плеча Амелии.
— Нам нужно поговорить.
«Я уверена, что нет». Но хорошие манеры Амелии укоренились прочно. Она не могла просто отказаться от своего воспитания, как бы ни злилась на мать.
— Это не может подождать, пожалуйста?
Мать вздохнула.
— Я думаю, тебе следует отрезать волосы.
— Что? — Амелия резко посмотрела на мать, расширив глаза. И чуть не налетела на дерево.
— Мы не знаем, что или кто ждет нас впереди, — тихо проговорила Элиза. — Мы не защищены здесь, Амелия, не так как дома. Не так, как раньше.
Амелия вспомнила испуганное лицо врача из Центра по контролю заболеваний, ее пальцы, впивающиеся в руку. И всех этих людей, их голодные лица и отчаянную злобу, с которой они хватались за нее. Она вздрогнула.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. Ты красивая девушка, Амелия. Твои волосы — они притягивают взгляд. Ты привыкла, что красота — это дар. Но здесь красота — это проблема. Она опасна.
Амелия не дурочка. На протяжении многих лет отец использовал ее красоту как оружие в своем арсенале, чтобы склонить на свою сторону политических союзников. Габриэль жаждал ее красоты. Потом он ее предал. Кейн хотел уничтожить ее в наказание за красоту.
Но волосы… они составляли часть ее личности. Как и внешность, и лицо. Желание остаться собой совсем неспроста. Амелия провела годы своей жизни, глядя в зеркала, проверяя, что выглядит абсолютно идеально, так, как хотел отец.
Как обычно, ее мать слишком переживает. Она всю жизнь проявляла навязчивость и чрезмерную заботу. Но Амелия уже выросла. Она больше не будет слабой и глупой.