В следующую секунду уже лежала на земле, не двигаясь. Байкеры бросились к своим мотоциклам и, заведя моторы, с визгом шин помчались в противоположном направлении.
«Будь хорошим, будь храбрым». Предсмертные слова матери эхом отдавались в его голове. Мика вырвался из хватки Джерико.
Вскочив на ноги, он бросился вниз по склону, уворачиваясь от деревьев, спотыкаясь о корни, снова поднимаясь, сердце бешено колотилось в груди, на губах застыла отчаянная молитва о том, чтобы с девочкой все было хорошо, чтобы байкеры не оглядывались, уносясь с ревом на запад, уже тусклыми пятнышками на горизонте.
Он перебежал шоссе и встал на колени над девочкой. Ее грязные светлые волосы разметались по голове, и только маленькая красная точка выделялась на фоне лаймово-зеленой футболки, покрытой этими светящимися фосфоресцирующими цветами. Она смотрела на небо, задыхаясь, ее губы окрасились в фиолетовый цвет.
Может быть, с ней все будет в порядке. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы с ней все было хорошо…
Что-то мокрое коснулось его коленей. Кровь текла из выходного отверстия, просачиваясь из-под ее левого бока. Мика схватил ее за руку.
— Держись, хорошо? Мы позовем помощь.
Она повернула голову и посмотрела на него, ее глаза полыхали отчаянием и страхом.
Мика опустил маску, чтобы она могла видеть его лицо, чтобы знала, здесь есть кто-то добрый и хороший, кто оплакивает ее гибель.
— Ты не одна.
Ее тело содрогнулось. Спустя мучительную минуту ее грудь затихла. Глаза потускнели.
Мика не отпускал ее руку. Кислота жгла ему горло, в желудке бурлило. Горе и гнев образовали внутри него ядовитый узел. Он не знал ее, но все равно скорбел.
Джерико и остальные спустились с холма. Хорн ткнул пальцем в лицо Мике.
— Из-за тебя мы чуть не погибли!
— Ты подверг нас всех опасности. — Выражение лица Джерико было каменным, голос ровным, но в нем слышалась сдержанная ярость, которой Мика раньше не слышал.
Ему было все равно. Его собственный гнев душил горло. Он моргнул, сдерживая жгучие слезы.
— Мы могли ее спасти!
— Нет, не могли.
Мика осторожно закрыл девочке веки, скрестил руки на груди и, пошатываясь, поднялся на ноги, чтобы встретиться взглядом с Джерико.
— Почему? Она не одна из ваших людей? Не настолько ценна, чтобы ее спасать? Не элита?
Джерико схватил Мику за горло.
— Никогда больше так не делай! Ты понял?
— Я не собираюсь умирать только для того, чтобы ты мог успокоить свою совесть, — проворчал Хорн.
Сайлас бросил на Мику злобный взгляд.
— Мы должны избавиться от твоей задницы.
— Заткнись хоть раз, Сайлас! — прорычал Джерико.
Сайлас вздрогнул, его лицо скривилось, но он ничего не сказал.
Горло Мики сдавили рыдания.
— Мы не такие, как они. Мы не можем быть такими, как они. Мы хорошие!
Черные глаза Джерико сверкнули.
— И свое доброе сердце ты унесешь в могилу, вместе со всеми остальными.
— Не вам решать, кому жить, а кому умереть!
— Да, мне! Против наших трех человек было двенадцать вооруженных мужчин с автоматизированными штурмовыми винтовками. Насколько хорошо ты стреляешь с пятидесяти ярдов в стрессовой ситуации? А? Нам повезло бы завалить двоих или троих, прежде чем остальные бросились бы на нас и убили всех, кто тебе дорог. — Он отпустил шею Мики и толкнул его. — Думай, Мика!
Мика попятился назад, потирая горло. Джерико прав, и Мика ненавидел, что он прав. Но он не сдавался. Они были лучше, чем это. Они должны быть лучше этого.
— Если мы можем помочь людям, мы должны им помогать.
— Мы будем помогать. — Джерико сплюнул на землю. Он взглянул на девочку, и его лицо потемнело. — Ты думаешь, я хотел этого? Нет, не хотел. Но я не буду подвергать риску наших людей. Все ясно?
Мика кивнул, хотя все еще не был согласен. Жизнь — это риск. Просто нужно рисковать ради правильных вещей, ради того, что имеет значение.
— Все поступки, связанные с храбростью и самопожертвованием, имеют свою цену. И лучше, черт возьми, взвесить эту цену, прежде чем действовать. Иногда цена просто слишком высока. — Джерико схватил его за плечо, и его лицо почти незаметно смягчилось. — Этот мир уже не тот, каким ты его знал, сынок. Больше нет.
Мика уставился на мертвую девочку. Мир, который он знал, тоже не был таким уж прекрасным. Жизнь долгое время текла сурово и ужасно. Слишком долго.
— Может быть, мы должны сделать его лучше?
Глава 16
Амелия
Амелия мысленно считала часы, прошедшие с момента заражения вирусом «Гидры». Семьдесят восемь часов. Больше трех дней. И пять дней с тех пор, как их транспорт попал в засаду.