совершенно забыл о статье Саханова, пока он в одно прекрасное утро не заявился сам с рукописью в руках. -- Я думал, что вы куда нибудь уехали, -- говорил Саханов с деловым видом:-- и совершенно случайно узнаю, что вы дома... -- Очень рад вас видеть, и сегодня мы можем заняться вашей статьей. В сущности Бургардт совсем не желал слушать статьи Саханова, чтобы не сделаться этим косвенным путем ея участником, а затем он отлично понимал, что Саханов именно и добивается последняго, чтобы потом иметь право сказать, что читал ее Бургардту и получил его одобрение. Бывают такия неприятныя положения, когда ваши друзья насилуют вашу волю самым безцеремонным образом, и когда вы, при всем желании, не можете высказать им откровенно свои настоящия мысли и чувства. Бургардт только покосился, когда Саханов развернул довольно обемистую тетрадь, испещренную помарками и вставками, чем он гордился, как относившийся строго к своей работе автор. -- Статья в сущности общаго характера, -- предупреждал Саханов, усаживаясь поудобнее в кресло.-- Я знаю, что вы враг всяких предисловий и поэтому могу выпустить некоторыя общия соображения об искусстве... Тем более, что мы по некоторым пунктам с вами расходимся. -- Нет, уж читайте все, -- упрямо заявлял Бургардт, начинавший вперед испытывать смутное озлобление. -- Основная тема во всяком случае является новостью в нашей художественной литературе... -- Разве такая есть? -- В собственном смысле слова, конечно, нет, но есть статьи по отдельным вопросам и художественная отсебятина. Не скрою, что я немножко горжусь своей темой, потому что другие все-таки до нея не додумались. Как хотите, а в искусстве меценат всегда являлся своего рода маховым колесом, и я сам удивился, когда пришлось подводить итоги, какую страшную силу он представляет из себя. Общая часть, не смотря на массу цитат из всевозможных авторов, начиная с древнейших времен, и на массу подстрочных примечаний, ничего новаго и оригинальнаго из себя не представляла, а носила эклэктический характер. Это был только подсчет существующим формулам и легкая характеристика новых течений в искусстве. Надлежащее место было отведено и приподнятому цветистому стилю, когда Саханов определял искусство шумливыми фразами, как "глубочайшее откровение жизни и единственный язык народов, поколений, всего человечества". Были пущены в ход довольно избитыя остроты по адресу декадентов, символистов, плейнеристов и, вообще, всех новшеств, которыя не признавали единой и непогрешимой, академической школы, поскольку она движется вперед. Гораздо интереснее было дальнейшее, когда на сцену появился меценат, сначала в лице древних азиятских деспотов, египетских фараонов, всесильных языческих жрецов, античной уличной толпы и народных героев. Искусство являлось только одной из форм рабства, как это ни странно сказать, и многие художники были настоящими рабами, почему имена их и не сохранены историей для благодарнаго потомства. Это рабство продолжалось и дальше, замаскировавшись в тогу меценатства. Художник творил свободным только по имени, а по существу дела он служил только прихоти какого нибудь знатнаго и богатаго человека, причем еще вопрос, что лучше -- физический ли раб, служивший государству, своей религии и своему народу, или свободный раб, служивший отдельным лицам. -- Мне кажется, что у вас здесь противоречие уже в самом слове: свободный раб, -- заметил Бургардт. -- Я хочу только выяснить разницу между физическим рабством и рабством культурным. Мы все рабы чего нибудь... -- Это уже слишком широкое обобщение, в котором расплывается совершенно основное понятие, и получается что-то вроде гомеопатии. Я не могу согласиться с этой основной формулой, что искусство только одна из форм рабства, а даже наоборот -- верю в его освободительную миссию. -- Ах, вы не хотите меня понять, Егор Захарыч! Правда, что мысль совершенно новая и может быть немножко смелая... Наконец, может быть я не сумел формулировать ее достаточно убедительно, но в своем основании она глубоко верна, в чем вы убедитесь дальше. Дальнейшее заключалось в перечислении исторических фактов, как меценатами явились ограбившие весь мир римские магнаты, обезумевшие от власти римские цезари, византийские императоры, римские папы, христианнейшие средневековые короли, а в последнее время выступал на сцену капиталистический феодализм. В последнем кроется основная причина упадка новейшаго искусства, по сравнению с античным, т. е. временем античных республик, когда художник творил для государства, воплощая в своих произведениях свою миѳологию и религиозныя представления. Мертвый камень действительно оживал, превращался в чудные образы античнаго творчества, в котором горячее и живое участие принимал весь народ. Античная статуя являлась предметом религиознаго культа и на нее молились, как на святыню. Бургардт слушал внимательно, но не хотел спорить с автором, ожидая настоящаго, -- все предшествовавшее, очевидно, было только вступлением. Действительно, все "настоящее" было припрятано автором под конец, где он разбирал историю специально русскаго шального меценатства, до наших дней включительно. Здесь Саханов был в курсе дела и, не называя имен, наговорил целую массу самих горьких истин, причем оказалось, что наше меценатство принесло страшный вред русскому искусству, внесло в него разлагающие элементы и систематически развращает художников, которые вынуждены подделываться под вкусы своих заказчиков и вероятных покупателей. Может, в последнем кроется простая причина и того грустнаго явления, что русская публика относится совершенно равнодушно к своему родному искусству, как к прихоти ничтожной кучки богатых людей. Главным страдающим лицом во всей этой грустной истории является художник, незаметно для самого себя разменивающий свое дарование на гроши и копейки. -- А третьяковская галлерея в Москве?-- спросил Бургардт. -- Это -- исключение... Притом, на всю Россию одна галлерея -- это слишком немного. Я смотрю на русских художников, как на мучеников в своем деле, потому что им приходится разрабатывать не те сюжеты и темы, которые близки всему складу их характера, а сюжеты и темы, заданные каким нибудь шалым меценатом. -- Ну, последнее уже слишком огульно сказано, Павел Васильич, и я опять не могу согласиться с вами. Потом, в конце концов, говоря между нами, ваша статья написана прямо против Красавина и... против меня, между прочим. -- Против вас?!.. Саханов вскочил и забегал по кабинету. -- Да, и против меня, -- твердо повторил Бургардт.-- И, как видите, я нисколько не сержусь на вас... В ваших словах есть много горькой правды, в чем я и расписываюсь. -- Позвольте, конечно, вы можете многое принять на свой счет, как художник, но именно вас я и не имел в виду. Скажу больше: продолжением этой статьи будет статья о роли женщины в искусстве... да. Ведь нам подайте именно голую женщину, чтобы меценат заржал от удовольствия, а вы, кажется, в этом не грешны. Да... Глубоко растлевающее влияние меценатов именно и выразилось в этом стремлении художников рисовать и лепить именно голую женщину. Все эти якобы богини, якобы вакханки, якобы римския оргии -- все это дань ожиревшему меценатскому вкусу. Вот на тебе такую вакханку, чтобы у тебя дух заперло... В нашем искусстве для порядочной женщины даже и места не осталось. а так, иногда напишут какую нибудь девушку с кувшином, покинутую, утопленницу...