йтесь, вы совершенно не ожидали ничего подобнаго? -- Вероятно, и вы сами тоже... Бачульская грустно улыбнулась и ответила: -- Это мой последний успех, а первых я не знала. Я еще несчастнее, ведь, этой Медеи, у которой были хоть дети, а мой Язон не желал даже сделать меня несчастной... У нея на глазах блестели слезы, и Бургардт понял, что она играла только для него одного, переживая непережитое и увлекаясь призраком собственнаго воображения. Из присутствующих никто не заметил сидевшую скромно в уголке Креузу. Когда Бургардт и мисс Мортон вышли, Бачульская быстро поднялась, сделала несколько шагов к двери и, прислонившись к стене, зарыдала. Комова осторожно подошла к ней, обняла и прошептала: -- Марина Игнатьевна, перестаньте... Ах, как я вас сейчас люблю!.. Бачульская опомнилась и, улыбаясь сквозь слезы, ответила; -- Это так... нервы... Ах, крошка, если бы вы знали, что я переживаю!.. -- Да, я знаю, что вы такая милая и всегда жалела, что вы меня почему то ненавидели... -- Разве я могу ненавидеть? Ведь нужно уметь и любить и ненавидеть, и заставлять себя любить... Куда мне, семерке, как меня называет Павел Васильич... Вот вам все дано, а я рядом с вами какая-то несчастная побирушка. -- Перестаньте, голубчик, говорить такия жалкия слова... Это не хорошо. У каждаго свое горе. Вы знаете, почему я сегодня хорошо играю? В партере сидит мой Язон, а с ним рядом Креуза... Они счастливы и не могут видеть, что мое сердце истекает кровью. Эта чувствительная сцена была прервана стуком в двери уборной. Это был неумолимый режиссер, тот самый маленький разсерженный человечек, который давеча чуть не довел Креузу до слез. Теперь он смотрел восторженными глазами на Бачульскую и повторял: -- Марина Игнатьевна... ах, Марина Игнатьевна! Ради Бога, не сорвитесь в четвертом акте, особенно во второй картине. Ведь я стою за кулисами и трясусь за вас. Но умиленный успехом режиссер напрасно безпокоился, -- четвертый акт прошел блестящим образом, вызвав настоящую бурю рукоплесканий. Бургардт стоял у барьера своей ложи и неистово апплодировал. Мисс Мортон махала платком и тоже апплодировала. Но Бачульская уже не замечала их и раскланивалась с публикой вообще. -- Знаете, я хотел уехать с последним поездом, -- писал он в книжке мисс Мортон:-- но придется изменить план. Вы останетесь ночевать у Марины Игнатьевны, а я уеду в город на извозчике. После спектакля поужинаем... Придется немного подождать, пока Марина Игнатьевна будет переодеваться. . Они отправились в буфет, и Бургардт заказал ужин на четверых, потому что нужно было еще пригласить Бахтерева. Было уже темно. С озера веяло прохладой. В ожидании ужина они отправились пройтись по пустым аллеям. Мисс Мортон боялась темноты и прижималась всем телом к своему кавалеру. А в это время с озера доносился свежий молодой голос, певший старинный романс Даргомыжскаго: Нас венчали не в церкви, Не в венцах, не с свечами... Венчала нас полночь средь мрачнаго бора... Венчальныя песни пропел буйный ветер Да ворон зловещий... -- Слышите, мисс Мортон?-- спрашивал Бургардт, забывая, что говорит с глухонемой. Не дожидаясь ответа, он быстро обнял и крепко поцеловал ее прямо в губы. Она не сопротивлялась и точно вся распустилась в его обятиях. А голос на озере продолжал петь: Всю ночь бушевала гроза и ненастье, Всю ночь пировала земля... -- Милая, милая...-- стонал Бургардт в отчаянии.-- Она не слышит моих слов?!.. Он усадил ее на скамью, и она припала своей белокурой чудной головкой к его плечу. Он целовал ея лицо, шею, руки, а она сидела с раскрытыми глазами, точно статуя, если бы статуи умели возвращать поцелуи и обнимать. А голос все пел: Разбудило нас утро... Земля отдыхала от буйнаго пира. Веселое солнце играло с росою... Бургардт немного сконфузился, когда, вернувшись на террасу, застал уже всех в сборе. Бахтерев имел недовольный вид страдающаго жаждой человека. Марина Игнатьевна пригласила на ужин Комову, которая очень стеснялась за свою летнюю кофточку не первой молодости. Мисс Мортон чувствовала на себе пристальный взгляд Maрины Игнатьевны и выдавала себя виноватой улыбкой. -- Поздравляю...-- проговорила Бачульская, когда Бургардт сел рядом с ней.-- Я рада за вас... Бургардт почему-то счел нужным сделать непонимающее лицо и вопросительно пожал плечами. Ужин прошел как-то вяло. Бахтерев с каким то ожесточением глотал водку рюмку за рюмкой и приговаривал к каждой: -- Да, Марина Игнатьевна... гм... Говоря откровенно... Впрочем, вы можете принять мои слова за лесть... вообще... да. Бачульская молча пила шампанское и заставляла пить Koмову, за которой ухаживала с афишированной нежностью. Комова с непривычки быстро опьянела и совершенно забыла о своей кофточке. Она раскраснелась и сделалась разговорчивой. Мисс Мортон жаловалась, что ей жарко, и попросила шерри-коблер. Чтобы не встречаться глазами с Бачульской, она делала вид, что не может справиться с соломинкой, сломала несколько штук и требовала новых. Бургардт заметил, что Бачульская пьет сегодня лишнее, и высказал ей это в шутливом тоне. -- Ах, оставьте меня...-- нервно ответила она.-- Я никогда не бывала пьяной, а сегодня желаю напиться. К кофе спросите ликеров... -- Вам будет дурно, Марина Игнатьевна... -- Э, не все-ли равно?.. Я хочу веселиться, а каждый веселится по своему. Она по лицу мисс Мортон прочитала все, и ее охватило отчаяние Да, они счастливы за ея счет... Да, она жалкая комедиантка, может быть, ускорила своей счастливой игрой развязку. Бургардт едва дождался окончания ужина, чтобы уехать в город. Мисс Мортон осталась ночевать у Бачульской.