его тайным сообщником, потому что Гаврюша тоже любит... Конечно, проявление чувства у Гаврюши выразилось в более интенсивных формах, но, ведь, это не мешало сущности дела оставаться одной и той-же. Потом, своя собственная работа для Бургардта являлась сейчас совершенно в ином свете, -- она скрашивалась мыслью о любимом человеке, точно он работал сейчас для двоих. Мысль о конченности казалась ему сейчас просто смешной и нелепой. -- Ну, как у вас подвигается работа?-- спрашивал Бургард своего ученика, чувствуя фальшь в собственном голосе. -- Все тоже...-- мрачно ответил Гаврюша, глядя на учителя изподлобья... Бургард, увлеченный своим настроением, хотел сделать несколько указаний, но во время вспомнил о ненависти Гаврюши и удержался. Бедный юноша, вероятно, тоже работал для двоих. Сегодня свои собственныя работы Бургардту показались в несколько ином свете. Право, некоторыя вещи были не дурны... Взять хоть ту же Марину. Конечно, нужно было докончить аксессуары, поправить немного посадку, как справедливо заметил Красавин, а детали выработаются сами собой. Бюст Ольги Спиридоновны подождет -- до весенней выставки еще далеко. В этом бодром настроении Бургардт явился к завтраку и только тут вспомнил, что Анита не вышла утром даже поздороваться с ним, как это делала обыкновенно. Мисс Гуд тоже смотрела в сторону, на что уже не имела решительно никакого основания. "Что с ними"?-- удивлялся Бургардт про себя, напрасно стараясь принять непринужденный тон. У Бургардта явилась даже малодушная мысль о докторе Гаузере, точно старик все мог устроить. Анита, очевидно, дулась, хотя не имела на это решительно никакого права. Она приняла по отношению к отцу какой-то оффициальный тон и многозначительно переглядывалась с мисс Гуд, когда он разсказывал о вчерашнем спектакле в Озерках. "Эге, начинается бабий бунт", -- подумал Бургардт, наблюдая своих женщин. Да, у женщин в некоторые моменты является проста какая-то прозорливость, оне, как пчелы, предчувствуют самое появление соперницы. Почему, например, Анита раньше ничего не замечала, хотя он пропадал из дому иногда по нескольку дней? Вероятно, у него что нибудь есть в выражении лица или в манере себя держать. Одним словом, чувствовался другой человек. Бургардту казалось, что даже и горничная как будто смотрит на него другими глазами. Не замечая за собой, Бургардт проявлял в то же время совершенно необычную для него угодливость, как поступают виноватые мужья. После завтрака он поступил уже совсем безтактно. Обыкновенно он отдыхал у себя в кабинете с час, пробегая газеты. Сегодня он изменил своему обыкновению и остался в столовой, чтобы поговорит с Анитой. -- Ну, как, детка, мы будем устраиваться с нашим летом?-- спрашивал он фальшивым голосом.-- Теперь мисс Гуд приехала, и мы можем где-нибудь взять хвостик лета... Анита посмотрела на него удивленными глазами и улыбнулась улыбкой обманутой женщины. -- Лето прошло, папа, и об этом не стоит говорить... -- Мы можем уехать на осень в Крым или заграницу... -- Ты забыл, что у меня есть гимназия, а тебе придется работать для весенней выставки... Ты, как я замечаю, папа, начинаешь лениться... -- А, ведь, ты, Анита, права... да... Бургардт вынужденно засмеялся и поцеловал Аниту, что мисс Гуд не понравилось. Положим, поцелуй отца, но Анита уже в таком возрасте, когда с поцелуями нужно обращаться осторожно. Анита продолжала оставаться холодной, и Бургардт опять вспомнил про старика Гаузера, который не являлся точно на зло. Целый день Бургардт провел очень тревожно и едва дождался вечера, когда условился быть у мисс Мортон. Он и страстно желал этого свидания, и чего-го смутно боялся. До сих пор он еще не был ни pasy у нея с визитом. Она жила на Большой Морской, в каких-то меблированных комнатах. Раза три Бургардт проезжал мимо и не мог решиться нанести визит. Почему -- он и сам не мог себе обяснить. Но сегодня он должен был ехать к ней, потому что так было условлено, и в записной книжке мисс Мортон стояла лаконическая фраза: "Завтра я вас жду"... Как она его встретит? Он напрасно старался представить себе выражение ея лица, ея глаза, улыбку. Даже то, что случилось вчера в саду, начинало казаться ему каким-то сном. Это было какое-то безумное счастье, от одной мысли о котором у него захватывало дыхание. Нет, он счастлив, как молодой бог... К чорту все сомнения! Жизнь человеческая так коротка, и ни одно солнце не поднимется во второй раз. А, ведь, люди больше всего боятся именно собственнаго счастья, как слепые, когда им снимут катаракт, боятся дневного света. Бургардт отправился на Морскую часов в девять вечера. Анита видела, что он уезжает, но не спросила, куда он едет, зачем и надолго ли. Он вышел из своей квартиры с чувством вора, который уносит с собой самое дорогое и боится, что его кто нибудь остановит на дороге. Только на улице он вздохнул свободнее. Жар свалил. С моря громоздившимися облаками надвигалась гроза. Подезжая к Морской, Бургардт слышал первый удар грома. У него мелькнула малодушная мысль о бегстве, -- ведь можно послать письмо, что некогда или что нибудь в этом роде. Она была дома и встретила его в передней. Первое впечатление, которое неприятно подействовало на него -- это запах каких-то крепких восточных духов. У мисс Мортон было три комнаты, устроенных, как бонбоньерки, что тоже не понравилось Бургардту. -- Я так ждала...-- обясняла она, не сопротивляясь его ласкам. Он точно опьянел от одного взгляда на нее, и ему показалось, что он уже раньше бывал вот в этих комнатах, знает всю обстановку, все привычки хозяйки и что никогда не уйдет отсюда. Бургардт заметил, что сегодня у нея шевелились губы, точно она что-то повторяла про себя. Но разве нужны были слова, когда так красноречиво блестели эти глаза... И он еще мог колебаться, мог в чем-то сомневаться, раздумывать, -- он больше уже не принадлежал самому себе. -- Милая, милая, милая...-- шептал он, теряя всякое чувство действительности.-- Я тоже ждал и много думал и был счастлив, что могу думать о тебе... Все время визита Бургардта безпокоила мысль о старухе Мортон. Ему даже казалось, что она сидит в соседней комнате, но мисс Мортон каким-то чутьем угадала его мысли и, не дожидаясь неловкаго вопроса, предупредила, что "мама в Лондоне". Бургардт вздохнул свободно, хотя и не желал оставаться в этих комнатах, в которых было что-то подозрительное. -- Мы едем на острова?-- предложил он. Она согласилась и вопросительно посмотрела на него.