«Будь что будет», — решил Корелов, сворачивая в средний проход. Дышать стало труднее. Поток воздуха шел из соседней штольни. Но Корелов не стал раздумывать.
У него не было часов. Судя, по всему, он шел очень долго. Стало поламывать ногу. Он несколько раз останавливался и потуже затягивал жгут. Мучило неясное беспокойство — ведь он потерял в яме много крови. Кружилась голова. Корелов часто останавливался и прислонялся спиной к стене. В ушах постукивали маленькие звонкие молоточки.
Иногда он словно нырял в прошлое. Это длилось мгновения, а он заново переживал кусок жизни. Однажды выплыли из тумана очертания далеких гор, мощеных улиц, двухэтажных каменных домов. «Кисловодск» — отметило сознание. «Сосновая горка». Он стоит на мостике с поэтическим названием «Дамский каприз», а под ногами бежит и пенится маленькая речушка Ольховка. Подальше — Храм Воздуха. Отсюда сквозь сиреневую дымку виднеется величественный Эльбрус...
Видения наплывают друг на друга — иногда размытые, иногда четкие, как явь. Корелов вставал и снова шел дальше. Маленькие молоточки стучали все чаще. К ним подсоединялись далекие колокола.
Он упал на небольшой площадке, окруженной неясными контурами высоких колонн. Все закружилось, поплыло вверх. Стены перевернулись, заиграли разноцветными искрами. Из темного далека выдвинулась невысокая светлая фигура старика. «Тимур...» — туманно проползло в обмякшем сознании. «Тимур? — Почему?» Две мысли боролись. Вторая, тяжко ворочаясь, отступала во мрак. Старик протягивал чашу с водой. Вода расплескивалась и выливалась на пол.
— Пи-ить, — протянул Корелов.
Звук собственного голоса вернул его к действительности. Снова бойко застучали молоточки. К голове толчками приливала кровь. Он попробовал встать и, нагнувшись, увидел контуры ног. Они светились в густой темноте. И руки светились — голубоватым спокойным светом. Светлые мошки сбегали по высоким колоннам...
Он сделал несколько шагов вперед, споткнулся, скатился вниз по крутым ступеням. Сильная боль от удара заставила его застонать. Гулкое эхо повторило голос.
Здесь, внизу, светлячков было еще больше. Они то бледно мерцали, то вспыхивали и снова гасли. Приглядевшись, Корелов вспомнил старую легенду о мастере, который умел создавать иллюзию света. В белых мраморных стойках были сверху вниз вкраплены крупные алмазы. Грани переливались, играли слабыми призрачными огоньками.
Гулко ударило сердце: «Вот оно!» Корелов вспомнил про зажигалку. Слабый свет выхватил облицованную розовым камнем комнату. Колонны засверкали кровавыми блесками.
Корелов шагнул в невысокую нишу, свернул влево и вдруг почувствовал, как раздались вокруг него мрачные стены. Он стоял в просторном помещении, напоминающем юрту.
Или это снова бред?
Огромный свод был словно небо — вечернее темно-синее небо, усеянное звездами. Золотой рог полумесяца висел почти у самого горизонта. На него набегала легкая тучка. А чуть ниже, у земли, протянулась желтая ниточка рассвета.
В стенах смутно виднелись большие глубокие ниши, заполненные сосудами самых причудливых форм, фарфоровой посудой, золотыми и серебряными кувшинами и чашами. А рядом с нишами стояли высокие сундуки, высеченные из мрамора.
Слабея с каждой минутой, Корелов проковылял к одному из сундуков, с трудом приподнял тяжелую крышку. Под крышкой в темной глубине сундука рядами сложены бесценные рукописи. Их много. Они на пергаменте и папирусе, на темной коже и желтой бумаге. Здесь книги, свитки и просто листы, украшенные богатой миниатюрой. Расчеты Турагинского, исчисления звездного неба, план Самаркандской обсерватории, труды знаменитого историка Табарды. Здесь и работы Архимеда и труды его современника, великого математика Апполония.
Корелов не мог прочесть ни строки. Белый туман застилал ему глаза. Переходя от сундука к сундуку, он с радостным смехом открывал крышки, запускал в сундуки горячие руки. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Пройдя весь круг, совершенно обессилевший, Корелов опустился у последнего сундука и еще раз восхищенным взглядом обвел небесный свод.
Созвездия оживали, нестройно передвигались по полусфере. Рогатый месяц заплясал и нырнул за горизонт. Корелову стало плохо. Он отполз к темному входу, крепко сжимая пальцами тлеющую зажигалку.
За узеньким коридором была еще одна комната. И здесь свитки с рукописями, и здесь — драгоценности: кувшины, чаши, золотые блюда, ожерелья. Вот огромный поднос, украшенный богатой чеканкой. На таких подносах подавались властелинам подарки от иностранных послов. Рядом в тусклом свете зажигалки взблескивает прислоненный к стене узкий клинок самого Тимура. Тот самый, о котором рассказывали старики. Этот клинок, который легко сворачивался в кольцо и вновь освобождался со свистом, выковали лучшие мастера прославленного Дамаска. Им разрубал хромой Тимур не только человека, рассекал надвое туловище коня. От тыльной части платинового эфеса до самого острия клинка было утолщение, заполненное ртутью. Торец отверстия был зачеканен и украшен большим алмазом.