В реальности он снова повернулся, теперь уже над черным пятном пустой воды между двумя ближайшими светящимися пятнами.
Тут ничего не происходило. В прямом смысле.
Он бросил дротик в бездонную воду и снова повернул.
— К вратам! — крикнул он.
«К которым?» — спросил Ариосто.
«Считаешь, это смешно?» — подумал Габриэль, когда грифон набрал скорость, трижды взмахнув крыльями, и Габриэля вжало в седло.
«Да», — сказал грифон, как только вода позади и внизу закипела, как котел на костре. Далеко за спиной у них поднялись огромные пузыри, и оба спиральных пятна быстро поплыли к кипящей воде.
— Ху-у-у-у-у-ум!
Третье пятно плыло издалека. С высоты было видно, как завихрения и круги слабого сияния стали собираться вместе, повинуясь какому-то невидимому течению.
«О да», — подумал Габриэль. Ариосто трудился изо всех сил, крылья тряслись от усталости, благородная голова поникла.
Последняя лошадь прошла середину дороги. Они все неслись галопом. Уровень воды стал выше, и лошади поднимали тучу брызг.
Огромная туша, морщинистая, черная, скользкая от морской воды, покрытая коростой неведомых паразитов, появилась из моря. Ее размеры сбивали с толку, обманывали глаз и человеческое чувство расстояния. Сосуды цвета зеленого льда пульсировали по всему телу. Тварь медленно поднималась, и безымянный ужас становился все сильнее.
Габриэль скормил своему скакуну немного силы. Он весь горел золотом и знал, насколько опасно для него почти любое заклинание.
«А что бы случилось, если бы я достиг превращения прямо сейчас»? — подумал он, пролетая мимо Изюминки, и крылья Ариосто вздрогнули.
«Люблю тебя», — сказал Габриэль.
«Держу пари, ты это всем зверям говоришь», — проворчал Ариосто. Огромные крылья загребли воняющий водорослями воздух, и львиные лапы коснулись песка. Габриэля перекинуло через луку седла, а Ариосто перекатился через собственные крылья.
Габриэль лежал в теплой соленой воде в ладонь глубиной и смотрел в темноту, а вода затекала в шлем. Над ним стояла Танкреда. Он пошевелил пальцами ног; у него болела шея.
— Черт, — сказал он вслух.
«Есть хочу!» — заскулил Ариосто.
— Во врата! Убирайтесь отсюда! — взревел промокший до нитки Габриэль, приходя в себя. — Вперед!
Десяток зеленых пересек последнюю полоску песка. Мортирмир колдовал — Габриэль понимал это по его позе. Петрарка тоже.
— Бегите! — закричал Габриэль лучникам, стоявшим у врат. — Милус! Стройтесь с той стороны врат!
Сэр Милус тут же повернулся и замахал руками. Знамя Святой Екатерины подалось назад, и линия копий за ним.
Разведчики шли по дороге. Вода поднималась.
— Они знают, что мы здесь, — сказал Морган, — и они нас ненавидят.
Габриэль схватил его за плечо.
— Беги! Не иди, беги!
Он обнял Петрарку, хотя и чувствовал, как злобная воля резвится в воде. Заклинание… увеличение…
Изюминка неслась галопом, и рядом с ней в седле сидел кто-то еще. Она осталась последней.
За спиной у Габриэля Анна Вудсток увела Ариосто через ряды людей во врата. Изюминка была еще далеко. Она остановилась кого-то подобрать.
Габриэль вошел в свой Дворец и на всякий случай захлопнул железные ворота. Затем он потянулся через воспоминания к умбротам и их пассивному щиту. Достал его, осмотрел и усилием воли наполнил только силой, что была внутри него, той силой, которая заставляла его кожу светиться. Ему не нужно было понимать, как это работает. Теперь он знал достаточно. Теперь он работал не с силой, а с чувствами, и он сплел щит из надежды и создал волну надежды, противоположность волны ненависти, исходившей от морских тварей.
Как будто все, что он когда-либо узнал от Пруденции, от Гармодия, от своей матери, от патриарха, от Аль-Рашиди и Мортирмира, сошлось и помогло выразить его сокровенную волю.
Это не было заклинание.
Просто теперь он был таким.
В реальности море поднялось так, что вода заливала бабки лошадей. Глубинная тварь уже вылезла из воды почти целиком: огромная и раздутая, она испустила волну бледно-зеленого света.
Свет ударил во что-то невидимое, вроде носа корабля, и обтек дорогу, разбившись о каменный остров, на котором стояли врата. Камень начал трескаться.