Майкл посмотрел на червей. У них не было ни огромных клыков, ни светящихся глаз, ни хотя бы подобия лица. Ни тысячи ног, ни волосков на туше. Это были просто мириады извивающихся червей.
— Господи, надеюсь, ты прав, — сказал Майкл.
— Ненавижу, когда ты называешь меня богом, — усмехнулся Габриэль, на мгновение становясь прежним. — Давайте стрелять.
Эдвард поклонился. Габриэль взял копье и прошел в самый центр строя. Анна встала у него за спиной, а Калли готов был стрелять.
В землю рядом с собой он воткнул десять стрел для убийства чудовищ. И каждый лучник — тоже.
Эдвард пошел направо, пожал руку Герцогу, наклонился над пушкой, посмотрел и буркнул:
— Тут ничего не происходит.
Пальник опустился, и Эдвард отскочил в сторону, чтобы не попасть под откатывающуюся пушку. На расстоянии пятисот двадцати одного шага первое железное ядро врезалось в одайн. Оно прошло насквозь, давя отдельных червей, и вырвалось с другой стороны, облепленное рваными червями.
Выстрелила вторая пушка, Герцог отскочил от колеса, а заряжающий Эдварда уже сунул в дымящийся ствол мокрую овчину. Галлеец Жирон ле Куртуа опустил пальник.
Выпалила третья.
Серный пороховой дым окутал позицию Габриэля.
Одайн подняли массивный щит в реале.
— Вот так, — сказал Мортирмир.
— Первая пушка, — велел Эдвард.
Вам!
В эфире разыгралась короткая жестокая битва — одайн пытались взять Эдварда под контроль, Морган пытался пробить дыру в их щите, и у обоих ничего не вышло.
— Вторая пушка! — крикнул Герцог. Эдварда тошнило, он чувствовал себя оскверненным.
Вам!
Волна принуждения набросилась на малый отряд. Том Лаклан вдруг засомневался в себе, Калли вновь пережил то, что он когда-то сделал ради Изюминки, Майкл услышал, как капитан напоминает ему о его многочисленных недостатках. Дубовая Скамья допилась до смерти. Урк Моган не мог попасть в цель ни одного раза из десяти, и Моган отобрала у него свой запах.
Железное ядро пробило идеальную дыру в заклинании червей, и белое облако раскаленного пара вылетело из стены тварей.
Твари пришли за Мортирмиром в эфире, и весь хор прикрывал его, но он едва не задохнулся от собственной ничтожности, и пламя обожгло край его щита, так что он рухнул, и вместо него остался только золотой щит.
— Том, — позвал Габриэль. — Придется нападать пешком. По старинке.
— Вот это я понимаю, это дело. Готовьтесь к наступлению!
Новый трубач вскинул трубу, и клич подхватили дюжины рогов. Малый отряд двинулся вперед.
Сэр Милус, стоявший в пятидесяти шагах за ними, прищурился. Изюминка высунулась у него из-за плеча.
— Ты собираешься наступать?
Щиты затрещали, и в них образовалась огромная дыра. Пищальники гибли, лошади шарахались в сторону и давили вардариотов; нордиканцев осталось совсем немного, теперь ими командовал Торвал Армринг, ныне спатарий, и он повел их вперед, как будто их было двести человек, а не шестьдесят.
— Приказа не было. — Милус пожал плечами.
— Вот тебе мой приказ, — ответила Изюминка. — Вперед!
Пушки снова загрохотали.
Малый отряд прошел уже двести шагов, когда наемники шумно двинулись вперед.
— Вот дерьмо, — пробормотал Типпит, глядя на гигантскую стену червей.
— Это точно, — согласился Смок.
Мортирмир ушел глубоко в свой Дворец. Он дожидался очередной волны эманаций врага, а потом отменял их, не просто отводя в сторону банальными щитами, а обрубая у корней.
Он начинал понимать герметический язык одайн. Он очень походил на язык мятежника, но все же отличался от него.
Все очень тщательно. Просто. Чисто.
Немного наивно.
Он чувствовал, как воля планирует, готовится, копит силу.
Он попытался сорвать ее атаку, и у него не вышло — воля просто не обратила на него внимания.
Он утратил инициативу и израсходовал большую часть силы хора на защиту. Вышло не слишком-то хорошо, он потерял почти сотню человек, и воля бросилась на него. Она знала, как живут простые смертные, и послала Мортирмиру волну отвращения и ненависти к себе, говорила о его неудаче, его любви к своим собратьям, предательстве их надежд.
Одайн ошибались, как ошибся бы и человек на их месте. Мортирмир не очень интересовался людьми. Он защищал их, потому что это могло принести ему победу… но, потеряв людей, он все равно мог бы победить, и волна принуждения прошла мимо него. Зато он почерпнул из нее кое-какие сведения. Он изменил свою стратегию, перенастроил щиты хора и моментально обменялся мыслями с женой и магистром Петраркой.