В реальности она наклонилась вперед.
— Вы мой лучший советник. — Она поцеловала его в лоб.
Гармодий спустился со старой угловой башни, которая слегка склонялась надо рвом, как будто была готова упасть. Во дворе пара конюхов уже держала великолепную гнедую, оседланную и взнузданную, с притороченными к седлу походными сумками.
Он испытал сильное déjà vu, ощущение, что действовал не по собственной воле, всплыло настойчивое воспоминание о том, как он спускался по этой же лестнице и выходил из этой же двери — кажется, к той же самой лошади. Миновало ли два года или двадцать? Поскольку он поглотил Ричарда Планжере, все воспоминания мертвеца остались у него. Не меньше дюжины дней, когда он выходил из этой двери и шел к лошади.
Он вдруг задумался — если воспоминания живы, мертв ли сам человек? Что такое на самом деле жизнь и смерть?
Да почти ничто.
Возможно, религия все же права.
Жизнь и смерть. Золото и зелень. Имена, которые люди дают тому, о чем не имеют ни малейшего понятия.
Ему требовалось время, чтобы вернуть Планжере. Его мучили воспоминания, побочный эффект поглощения. Или вся суть состояла в воспоминаниях, а побочным был прилив силы?
Гармодий размышлял об этом, пока конюх ставил перед ним помост для посадки на лошадь, пока кивал в знак благодарности, пока садился в седло. Его ждало шестидневное путешествие — время обдумать многое, на что он раньше не обращал внимания.
Он остановился, не выехав за пределы мощнейших защитных заклинаний замка, и поднял собственные щиты. Многократно проверил положение и цвет каждого золотого камня в окружающей его магической стене, возводить которую он ежедневно учился у королевы, чей разум был совершенно неприступен. Поверх стены он наложил обманные экраны, серию иллюзий и пару сюрпризов для любого злоумышленника. Это была первая серьезная попытка Гармодия задействовать ars magika, которым университет вдруг стал торговать вразнос.
«Возрождение, — подумал Гармодий. — Возрождение герметического искусства на моем веку, по странному совпадению случившееся именно тогда, когда мы, смертные, по-настоящему в этом нуждались».
Затем он проверил меч у пояса и щит, висевший у седла. Потому что было одно бесспорное отличие от предыдущего выезда из этих ворот. Сейчас он оказался в другом теле, молодом и сильном, жаждущем любви и движения.
«Смелый, — думал он, — но недостаточно смелый, чтобы сказать королеве, что должен уехать, прежде чем наброшусь на нее». Он улыбнулся самому себе, силе своего желания, ее поцелую, до сих пор горящему на лбу, и покачал головой, потому что голова его была достаточно стара, чтобы смеяться над желаниями молодого тела и удивляться его способности побеждать мудрую старую голову.
Он подумал о приворотах времен своей юности. Мое наслаждение в возможности доставить наслаждение своей любимой. Моя сила — мое наслаждение силой.
— Идиот, — нежно сказал он. И тронул пятками сильные бока кобылы.
Он спустился с замковой горы и направился в восточный Чипинг, мимо руин епископского дворца и кварталов, опустошенных огнем. Он много возился с бедными и лечил их от чумы, поэтому его все знали. В отличие от прошлой одинокой поездки два года назад, сейчас его и то дело останавливали друзья.
Из-за этого — или по случайному совпадению — он выехал на открытый рынок перед Первым мостом, когда первый из рогатых бросился на людей. На рынке собралось около двух тысяч человек, у сотни фермеров были фургоны и тележки, но встречались и просто мальчишки с мешками лука или девушки с десятком кочанов капусты. Торговых судов на реке не осталось — всё способное перемещаться по воде оказалось в армии.
Он ощутил темноту, и рогатые не застали его врасплох. Они его знали. Двое бросились прямо на него. Он верил в свою многослойную защиту, активную и пассивную, достаточно крепко, чтобы просто посмотреть на них.
И он увидел.
Он вздохнул и этим призвал силу. Он очутился в своем Дворце и превратил себя в десятерых магистров, и каждый Гармодий получил свою задачу. Двое изготовили бутыли волшебной силы, черпая энергию в его дыхании и вращая ее, как волшебные стеклодувы, а третий взял эти конструкции в герметические когти и расположил их должным образом. Другие трое сделали то же самое, собрав силу и обратив ее огнем.
«Потому что все сущее есть огонь и все происходит из огня», — думал Гармодий в тишине своего разума, наблюдая за десятью своими двойниками, работающими с потоками силы, которые он год назад не смог бы даже нащупать, не говоря уже о том, чтобы проявить их в реальности.