— Да, — сказал Анеас.
Тут вмешался Смотрит на Облака:
— Если вы не поможете нам, мы пойдем на каноэ, как если бы мы не… нашли вас.
Галлейский капитан встал, склонил голову и изящно качнулся в сторону, чтобы не удариться о серебряную лампу.
— Ничего не обещаю. Посмотрим, что получится.
Большой укрепленный лагерь был почти пуст, вся пехота двинулась на север, к перевалу Сан-Коломбо.
Изюминке слишком нравилась такая жизнь, чтобы от нее отказаться. Вот бы капитан увидел, насколько она хороша. Она внимательно читала все сообщения Бланш. У нее появилась идея: в ее распоряжении был сильный арьергард легкой кавалерии, войско (по крайней мере белый и зеленый отряды) и постоянный поток информации от разведчиков.
С первыми лучами рассвета она с герцогиней Вениканской велела седлать две тысячи лошадей. Когда света стало достаточно, чтобы разглядеть перед лицом собственную руку, они двинулись. Не на север, к безопасному перевалу и равнинам Арле за ним, а на юг, в Фиренцию.
Фальконет бухнул, и вокруг него расплылся запах серы. В ста шагах четырехфунтовый каменный шар ударил по старому дубу, и ствол лопнул, так что осколки разлетелись на пятьдесят шагов.
Второй фальконет тоже выстрелил, поразив ту же цель, и дуб рухнул с треском.
Павало Пайам всматривался в дым и оттягивал полу кафтана из изумрудного шелка, словно пытаясь уберечь его от дыма.
— Замечательно.
— Да уж, чудовищная хрень, — сплюнул Плохиш Том.
Габриэль наблюдал за своими гостями. Дю Корс зарылся пальцами в бороду и вопросительно посмотрел на императора.
— Стену замка можно пробить десятью выстрелами, — тихо сказал дю Корс. — Этому нечего противопоставить.
Габриэль кивнул, улыбаясь до ушей.
— Спросите Эдварда Чевиса, что стало с умбротами.
— Они такие мощные, что в войне не останется никакого веселья, — сказал Том, — и воняют, как нестираные брэ дьявола.
— Мой султан потребует себе такие же. — Пайам скрестил руки на груди. — Нельзя, чтобы они были только у тебя.
Дю Корс подошел к орудийному расчету, заглянул в ствол ближайшего фальконета и осторожно наблюдал, как заряжающий опускает банник с овчинной головкой в ведро с грязной водой и сует в дымящийся ствол. Вытащив почерневшую головку с прилипшим угольком, заряжающий снова сунул ее в ведро.
Потом в дуло вложили маленький бумажный пакет, трамбовщик пихнул его вниз, а Герцог воткнул острый штырь в запальное отверстие.
— На месте, — сказал он.
Вытащил штырь и снова воткнул изо всех сил, пробивая пороховой картуз. Мальчик с гусиным перышком выступил вперед и опустил его в запальное отверстие.
— Готово! — сказал Герцог.
— Огонь, — отозвался Эдвард.
Герцог поднес к гусиному перу горящий фитиль, и пушка выстрелила с громким ровным треском. По равнине раскатилось эхо.
Дю Корс вернулся, весь в дыму.
— Bon Dieu, — прорычал он, — это конец войнам.
— Сомневаюсь, — ответил Габриэль и мрачно улыбнулся. — Но я подозреваю, что они станут для кого-то неприятным сюрпризом.
— Мне тоже такая нужна. — Дю Корс глянул на Пайама. — Если ни один замок не устоит против них, то…
Больше галлейский рыцарь ничего не сказал. Но его помощник д’Обришекур лукаво улыбнулся:
— Ни один барон не сможет противостоять королю, у которого есть такое оружие.
Габриэль подумал о замках и о дю Корсе и нахмурился.
— Я этого не учел.
Позже, пока Ариосто готовился к полету, Габриэль наткнулся на Мортирмира, сидевшего скрестив ноги на солнышке. В руках у него был глиняный горшок с наконечниками стрел, а на одеяле перед ним лежала дюжина наконечников копий из вороненой стали. Габриэль наблюдал за ним, пока Анна готовила его костюм для полетов.
Не было ни пламени, ни удара грома. Только легкое мерцание, как будто у него помутилось в глазах. И под клеймом оружейника на каждом наконечнике появилась маленькая буква М имперским готическим шрифтом.
— Оскверненные копья, — как бы в шутку сказал Габриэль.
— Чем меньше металла, тем проще. Том придумал.
Лесса быстро двигалась по улицам. Они были почти пусты. Люди боялись нового мора, рогатых и их колдовских танцев. По крайней мере, так говорили, и теперь на улицах везде стояли стражники и обученные гильдейцы в полном вооружении, а некоторые углы и рыночные площади контролировали ученики магистров или послушники ордена Святого Фомы.