В 20:00 по радио объявили, что вторая бомба найдена и обезврежена. Террористы убиты, угроза миновала - так говорилось в сообщении. Правительство распорядилось прекратить подготовку к взрыву Стены плача - под ней стояли к тому времени толпы молящихся.
В министерство иностранных дел позвонили из Парижа:
- Поздравляю - только что услышал по радио. Это замечательно!
- Благодарю вас, господин министр.
- Так бомб было две?
- Выходит, так.
- Вы, безусловно, понимаете, что эта тема требует особой осторожности. Мы оказались в крайне сложной ситуации...
- Еще бы. Вы же уверяли, будто из арсенала исчезла всего одна боеголовка.
- Прежде чем позвонить вам, я проконсультировался с президентом. Он озабочен тем, что наши добрые отношения могут потерпеть ущерб, если в Израиле станут нагнетаться антифранцузские настроения. - Он помолчал. - В этом случае, если вы оповестите всех, будто обе боеголовки похищены из французского арсенала. - Снова неловкое молчание. Иерусалим не спешил Парижу на выручку. - Мы ни в коем случае не согласимся с этой версией. Тем не менее мы понимаем, с какими затруднениями столкнется ваше правительство, если встанет вопрос о происхождении бомб.
- Смею сказать, что и ваше положение в этом случае будет не легче, господин министр.
- Вот именно. Между прочим, наш президент в курсе того, что вы интересовались некоторыми самолетами заводов Дассо. Он считает, что сейчас как раз есть возможность вернуться к этой проблеме, он одобрительно относится к развитию торговых сделок в данной области.
- Приятно это слышать.
- Есть и другие формы экономического сотрудничества, по поводу которых мы готовы встретиться и поговорить в самое ближайшее время. Наметились интересные идеи...
- Мы можем это только приветствовать, - голос говорившего, однако, прозвучал так, будто в Иерусалиме не намерены приветствовать ничего, исходящего из Франции.
Ответ из Парижа прозвучал несколько фальшиво - очень уж деликатен был разговор, даже многоопытному дипломату не всегда под силу делать хорошую мину при столь плохой игре.
- Подобное сотрудничество может быть дурно истолковано общественным мнением, если появится официальное признание, будто обе боеголовки попали в Израиль из Франции.
- Возможно.
- Могу ли я в этот замечательный, поистине исторический день получить обещание, что ваше правительство не пойдет на столь чреватый последствиями шаг?
- Надлежит обсудить это с моими коллегами. Но обещаю, что никаких публичных заявлений без согласования с вами сделано не будет.
На этом разговор и завершился.
В тот же вечер военный фотограф отправился в Мегиддо и сделал множество снимков обнаруженной там боеголовки. Часть их попала в газеты и журналы, однако те негативы, что могли бы изобличить французское происхождение находки, были отправлены на хранение в сейф. "Кто его знает, - сказал министр иностранных дел, отдавая распоряжение на этот счет, - в политике никогда не знаешь, как дело обернется".
Глава 36
- Ты же меня уверял, будто в "Шатиле" высокие профессионалы, отчитывал шеф французской военной разведки стоящего перед ним навытяжку майора Савари.
- Они и есть профессионалы.
- Непохоже!
- В такого рода делах большую роль играет удача. Им не повезло.
- Неубедительно. План был чересчур сложен. - шеф поморщился. - Терпеть не могу всяких выкрутасов. Простота - вот что требуется в таких делах. Чем проще, тем лучше.
Савари поборол в себе искушение напомнить, что в свое время план шефу понравился и был им одобрен. Неожиданно он сообразил, что с тех пор от него ни разу не потребовали отчета, как развиваются события. Выходит, шеф с самого начала хотел остаться чистеньким. А теперь, извольте радоваться, он в кусты.
- Риска же не было, взрыв произойти не мог.
- С твоих слов.
- На судне, которое переправило боеголовки в Израиль, плыли двое моих инженеров - они их обезопасили. Так что это был чистый шантаж - и ничего более.
- Опять-таки - с твоих слов.
- Но если бы шантаж удался, то Израиль пошел бы на серьезные политические и территориальные уступки, отыграть назад бы уже никогда не смог.
- Очень ты ловкий и умный. Вот только план твой провалился.
- Откуда мне было знать, что "Моссад" внедрил в группу своего агента.
- Кажется, у них и здесь есть друг-приятель.
- Есть. В ДСТ.
Шеф нахмурился.
- Твоя идиотская затея бросила тень на военную разведку. Придется как-то все это объяснить министру. - Савари молчал, уставившись в окно. Кстати - кто выболтал всю историю прессе?
- Никто ничего не знал.
- Но был же какой-то посредник между тобой и "Шатилой"?
- Был, - Савари не изменился в лице. - Но с ним случилось несчастье. Он понизил голос, будто оба они находились на вражеской территории, и сделал паузу, подыскивая наиболее выразительные и подходящие для данного момента слова. - Кажется, вчера в его квартиру на улице Спонтини проник вооруженный бандит и прикончил его выстрелом в голову. Полиция начала расследование. Савари выждал еще минуту, прикидывая что-то в уме, потом все же рискнул добавить еще несколько слов. - Сдается мне, господин генерал, что вряд ли убийцу поймают.
Генерал Бадран, шеф генерального разведывательного управления в Дамаске, получил инструкции от своего министра и вызвал начальника одного из спецподразделений.
- Речь пойдет о профессоре Ханифе, - начал он. - Это человек известный. И очень опасный.
Сидевший напротив полковник возразил:
- Ханиф чрезвычайно предан делу арабов.
- Предан - это верно. Но ему не хватает благоразумия. Повторяю - он опасен.
- Это окончательное мнение?
- Да. И русские, и американцы оказывают давление... Вы поняли? Генерал неопределенно указывал рукой куда-то вверх. - Я получил указания. Надо выполнить их аккуратно, в точности и без огласки. И относительно его ближайших сподвижников тоже - мало ли как они себя поведут в таких обстоятельствах? Ни к чему нам шум вокруг этого дела.
- Ясно, господин генерал.
- Что касается меня, - добавил генерал, - то я считаю профессора личностью выдающейся, настоящим реалистом - только реализм теперь не в моде. Уж эти политики... - Он развел руками как бы в знак собственного бессилия в данном случае и жестом отпустил полковника, напутствовав его на прощание: Займитесь этим лично. И поскорее.
Поздравляя Бен Това с успехом и произнося подобающие любезные фразы, Мемуне смотрел в сторону - слова прямо-таки застревали у него в горле. "Будто вязкая жидкость вытекает из узкого сосуда", - подумал Бен Тов, его забавляла эта процедура. Однако, перейдя к изложению мнения министра обороны, Мемуне приободрился и заговорил с привычной уверенностью: Министру доложили, что убитая в Мегиддо террористка и есть та самая Расмия Бурнави, которую мы не сумели перехватить в аэропорту. Так как же все-таки она проникла в страну?
- Не имею ни малейшего представления, - Бен Тов пожал плечами.
- Это она помогла найти бомбы? Каким образом?
- По телефону. Сначала был звонок насчет иерусалимской бомбы, потом насчет той, что в Мегиддо. Два звонка - ведь бомб, заметьте, было две.
- Репутация нашего ведомства может пострадать, если станет известно, что нам приходилось полагаться на столь сомнительный источник, - нахмурился Мемуне.
- Ну, если вы так считаете...
- Да, я именно так считаю. И требую, чтобы это обстоятельство оставалось в тайне.
- Какие проблемы? - усмехнулся Бен Тов. - Отвергнем с ходу любой слух, будто бы арабская террористка, к тому же агент КГБ, была без всяких помех пропущена через нашу столь тщательно охраняемую границу, - он снова усмехнулся прямо в лицо Мемуне. - Кто ж такому поверит? - И вышел.