Опять повисает тишина, и я начинаю отстукивать пальцами одному лишь мне известную мелодию, ожидая от нее хоть слова.
— Хорошо, — довольно уверено заявляет мне Маша, и вновь замолкает.
— И как мне расценивать твой ответ?
— Думаю, можешь считать, что я согласна с твоим условием, раз я не пошла голосовать на дорогу, а до сих пор сижу здесь.
— Вот и славно, — я вновь поворачиваю ключ и выезжаю на полосу.
— Андрей, — начинает она разговор, — ты видел, как я танцую с Тихоновым?
— Да, — не вижу смысла отрицать и киваю.
— Ты поэтому не подошел ко мне?
— Нет, — вновь отвечаю честно. — Я собственник, с этим я спорить не стану, и когда я говорю, что ты моя — значит никаких танцев, объятий я терпеть не буду. Но это не значит, что я стану ходить за тобой попятам, во всем ограничивая. Единственное, что мне от тебя нужно, это верность. В остальном, ты свободна, как ветер.
— То есть ты что, не хотел мне мешать отдыхать? — нет предела ее удивлению.
Я неопределенно веду бровью, оставив вопрос без ответа.
— А что ты там делал? Отдыхал с друзьями, — несколько раз она кидает взгляд на мой профиль, долго не решаясь задать вопрос.
— Нет, забирал брата.
Одному богу известно, каких трудов мне стоило сдержаться и не надавать ему по шее, заставить сесть в машину и отвезти в родительский дом.
— И часто тебе приходится его забирать?
— Трудно ответить… Бывает, он месяцами из дома не выходит, а иногда неделями пропадает неизвестно где. Мне, в принципе, плевать, взрослый мужик, сам разберется, как свою жизнь устраивать, но мама обрывает мой телефон, как только Серега уходит в очередной загул.
— Так у него что, проблемы с алкоголем?
— Скорее с воспитанием… Младших всегда больше балуют, вот и вырос законченным эгоистом.
Мы подъезжаем к дому, и я глушу двигатель.
— И что ты делаешь, когда находишь его?
— Обычно отвожу домой, если вижу, что он уже не в состоянии здраво мыслить, вот как сегодня, например. Либо отзваниваюсь маме, что все нормально и занимаюсь своими делами. Какие у тебя планы на завтра? — не желаю и дальше развивать эту тему, увожу разговор в другое русло.
— Грандиозные, — смеется Маша, — будем с девчонками обои клеить. Надо еще кучу вещей собрать, так что день обещает быть сумасшедшим.
— Как насчет дополнительных рук? Я не врал, когда говорил, что они на многое сгодятся.
— Я в этом не сомневаюсь, — поудобней откидывается на сидении. — Но у тебя, наверняка, свои дела… Может быть встретимся вечером… Если у тебя нет никаких планов, конечно…
— Боже, звучит, как приглашение на свидание, — трудно оставаться серьезным, когда ее лицо мгновенно становиться пунцовым. Она тоже прыскает от смеха, говоря, что я не выносим. А я, как заворожённый, смотрю на ее смуглую от загара кожу, не прикрытые одеждой ключицы и хрупкие плечи. Я протягиваю руку, чтобы притянуть ее к себе и помочь устроиться на моих коленях, значительно раньше, чем ко мне возвращается способность мыслить. Она на расстоянии одного вдоха, так близко, что я могу разглядеть небольшую родинку на правой щеке, ее слегка потемневшие глаза и бешено колотящийся пульс на шее. Этого вполне достаточно, чтобы окончательно потерять голову, впиться в ее губы требовательным поцелуем и вздрогнуть всем телом от пронзившего стрелой осознания, что я никогда не смогу отпустить эту девушку. Она прижимается ко мне, такая мягкая и податливая, проводит руками по моим плечам и поднимается вверх, касаясь щек и останавливая их на затылке. Теперь не понять кто из нас главный, кто контролирует ситуацию… Ее тело выгибается дугой, стремясь к еще большей близости, а я не могу заставить себя прекратить эту сладостную муку. Мои руки везде, и я сам не знаю, в какой момент они оказываются под ее бельем, но стон, невольно вырвавшийся из ее губ, подтверждает, что границы между нами окончательно стерты. Мои пальцы достигают ее чувствительной точки, и Маша еще сильней прижимается ко мне, забывая отвечать на мои поцелуи, и… И ничто не способно так быстро заставить опомниться двух обезумевших людей, как внезапно зазвонивший мобильный.
— Девушка, а у вас внизу, случайно, места не осталось? А то столько сумок, что наверх не помещаются, — обращается ко мне мужчина средних лет, и мне ничего не остается, кроме как встать со своей полки и позволить ему разместить свой багаж в ящике под моим матрацем.