— Ну, что, судя по уровню хгч, срок семь недель, — изучая показатели на листах с моими анализами, сообщает мне доктор. — Рожать будем?
— Конечно, — уверенно кивнув головой, отвечаю я.
— Так, Вероника, выпиши ей направления на мочу, общий анализ крови, спид, гепатиты, в общем все как обычно. Пока сдашь кровь, а мочу за пару дней до приема. Приходи к нам двадцать второго февраля, там и на учет встанем, — делая лишь ей понятные записи в моей медицинской карте, инструктирует меня седовласая женщина с яркой розовой помадой на губах.
— А, есть какие-нибудь противопоказания? Может мне чего-то нельзя…
— Беременность — не болезнь, моя дорогая, живи, как жила, только без алкоголя и сигарет. Ну и не таскай тяжестей, — глядя на меня из под очков, говорит она. — Муж-то есть?
— Да, — не так уверенно, как хотелось бы, отвечаю после небольшой заминки.
— Вот и замечательно. Пей фолиевую кислоту по инструкции и не забывай о полезной пище. Больше отдыхай, и заранее запишись на первый скрининг, — я покидаю кабинет, даже не пытаясь сдержать улыбку. На личном фронте полнейший кавардак-уже месяц я живу у Иры, не имея ни малейшего понятия, как там Андрей, но даже эта душевная рана, не в силах омрачить моей радости. Что бы ни было дальше, я отчетливо осознаю, что частица моего любимого мужчины уже никогда не уйдет из моей жизни. Начало февраля выдалось довольно морозным, поэтому, добежав до остановки, я изрядно продрогла, пожалев, что не надела куртку потеплее.
Через пятнадцать минут, я вновь усаживаюсь на свое рабочее место, всячески игнорируя сверлящие взгляды, бросаемые в мою сторону человеком, сумевшим изгадить своим глупым поздравлением мое светлое будущее.
— Ну, как? — прислонив свою пятую точку к краю моего стола, с интересом изучает мой профиль Диана.
— Отлично, семь недель, — не могу скрыть охватившего меня счастья, сворачиваю программу на компьютере и поворачиваюсь к девушке.
— Да ладно! — округляет она глаза. — А что Андрей? Ты ему уже сказала?
— Нет, боюсь звонить… Вдруг решит, что это Вовка постарался? — кивнув в стороны рыжего мерзавца, делюсь своими опасениями.
— Маш, но сказать-то ведь нужно, он все-таки отец…
— Я знаю… Я скажу, обязательно скажу, но позже. Может, через пару дней…
— А вдруг все наладиться? Зачем тянуть? Может он от счастья простит тебе эту небольшую оплошность? Раздул из мухи слона, словно ты тут всему мужскому коллективу отдалась, а не чмокнулась с худым инженеришкой!
— Ну, мне кажется, в его голове я падшая женщина, в обеденный перерыв развлекающаяся с любовником. И я не могу его судить, это смс, действительно, наталкивает на подобные мысли.
— Вот ведь гад этот Вовка! Хорошо хоть угомонился, — а он действительно прекратил свои поползновения, стоило мне залепить ему звонкую пощечину на глазах у всего отдела, едва я вернулась к работе после праздников. Диана говорит, что я была похожа на фурию, и даже у нее задрожали поджилки от брошенных мной гневных слов в его адрес. Спросите меня сейчас, что я тогда ему наговорила, и я уверяю, что не смогу вспомнить и слова. В памяти остались лишь общие впечатления — восторг, от того, что наконец поставила его на место, облегчение, пусть и не большое, что смогла отомстить за причинённые страдания небольшим унижением, и досада, что не пресекла его раньше.
— Слушай, ведь он на развод не подал… Может все еще наладиться?
Я лишь пожимаю плечами, стараясь не выдать, как сильно хочу верить, что до развода все же не дойдет. И вечером, когда Иринка за чашкой свежезаваренного чая задает мне те же вопросы, я изо всех сил изображаю спокойствие и смирение, не желая принимать ее жалость. Уж лучше ночью, в постели, на стареньком диванчике, я вдоволь поплачу, зачеркивая еще один день без Андрея в календаре.
Мое утро вновь начинается с токсикоза. Я опрометью бегу в ванную, оставляя там весь свой съеденный завтрак, трясущимися руками умываю лицо и прислоняюсь лбом к холодному зеркалу. Думаю, сегодня тошнота вызвана не только моим интересным положением, но и страхом от ожидающей меня вечером встречи. Пятнадцатое февраля — юбилей моей свекрови, и она настоятельно просила не пропускать это событие. Радует хотя бы то, что она не возненавидела меня, уже прекрасно зная о нашем с Андреем расставании.
Весь день я не нахожу себе места, уже в третий раз протираю пыль, досадуя на Иркин отъезд к своим родственникам, ведь за ее неумолкающими разговорами отвлекаться от мыслей о грядущем вечере было бы куда проще. Когда стрелки часов замирают на четырех, я делаю глубокий вдох и открываю шкаф, решая, что же сегодня надеть. Маленькое черное платье? Нет, слишком коротко. Бордовое… Его лучше сжечь и никогда не вспоминать о том дне, когда я одевала его в последний раз. Бежевое? Обтягивает меня, как перчатка, спускаясь почти до колена. Тоже нет, я похудела от утренней рвоты и похожа на узника Бухенвальда, так что стоит выбрать наряд посвободней. Белое… Я достаю его из стройного ряда развешанной одежды, и бережно провожу рукой по ажурной ткани. В нем я сказала Андрею «да» под зорким взглядом сотрудницы загса. Оно плотно обтягивает грудь и расширяется от талии, образуя широкую юбку вокруг моих бедер. Короткое, сплошь усыпанное кружевами поверх плотного белого крепа… Самое красивое платье для столь важного события… Я вновь убираю его в шкаф и, немного поразмыслив, достаю темно-коричневое, пусть и коротковатое для застолья с пенсионерами, но свободное, чтобы не чувствовать себя скованно. Над лицом я работаю с особым усердием, жалея, что нет сейчас рядом Лили Андреевой с ее волшебными руками. Когда же, спустя целый час мучительной подготовки, я наконец, надеваю пальто и беру в руки коробку с подарком, сердце, кажется, готово уйти в пятки, от одной лишь мысли, что мне придется встретиться со всем семейством Медведевых.