В храме всё ещё раздавались детские крики и стоны раненых. Им вторило гулкое эхо. Одни люди молились, а другие молча смотрели на иконы пустыми глазами.
Друзья забежали в алтарь. Здесь, на пороге, перед иконостасом, Михаил опустил Катю. Ему помог Антон. Деревянный пол с красным ковром никак не мог считаться удобным ложем, но это же не католическая церковь со скамейками, и уж тем более не гостиница. В годы войны раненых укладывали куда попало из-за нехватки койко-мест. А что сейчас творилось, если не война?
Катя так и не пришла в себя. Она вдруг выбрала не совсем подходящую галлюцинацию для такого места, как храм.
«А-а-а-а, давай, малыш! Давай! Ещё, ещё, а-а-а-а!» – кажется, Катя воображала, что занимается сексом. Михаил чуть отпрянул и растерянно оглянулся. На студентов стали оборачиваться с осуждающими взглядами.
«О, да, да-а-а! Ах… Ещё, малыш, давай… ах… ах…»
– Она очень больна, простите, – смущённо произнёс Михаил и закрыл сестре рот ладонью. Свидетели пикантного происшествия покачали головами и вернулись к молитвам.
***
Молодой священник стоял в пономарке перед книгой на постаменте и молился. Впрочем, по его виду мало кто догадался бы, что он священник. Серый, испачканный кровью пиджак, грязные спортивные трико и лёгкие кроссовки. Создавалось впечатление, будто он надел первую попавшуюся одежду.
– Я хочу исповедаться, – подойдя сзади, дрожащим голосом объявил Влад. Парень будто сам испугался того, что сказал, и перевёл взгляд за окно.
Батюшка никак не отреагировал, увлёкшись молитвой.
Влад вдохнул поглубже и подошёл ближе.
– Отец? Вы как?.. С вами всё хорошо?
Священник открыл глаза и медленно развернулся, молитвенно сложив руки. Влад рассмотрел его внимательнее и заметил, что бровь у батюшки рассечена и зашита аккуратными стежками. Какой урод додумался ударить не просто человека, а священнослужителя? Но больше всего удивил Влада взгляд – испуганный и в то же время безразличный.
– Я тебя внимательно слушаю, сын мой. Становись за постамент, – мягко произнёс священник и отошёл к окну, позволив парню занять его место.
Влад всё ещё не мог поверить в то, что делает. Он не ходил в церковь с самого детства, был агностиком, а представление об исповедях имел только по американским фильмам.
С иконы на него смотрел святой лик, о котором молодой человек ничего не знал. На постаменте лежала печатная книга, которую он видел впервые. Окружали предметы, названия которых он также не знал. Он ловил на себе строгий взгляд этого хмурого усатого мужчины и не мог собраться с мыслями.
– Я… я… меня зовут Влад.
– А я – диакон Антон, – представился священник. – Можешь звать меня просто Антон или, если тебе так удобнее – отец.
– Хм, – удивился Влад, – вас зовут в точности как моего друга. Чёрт, бывают же совпадения…
– Не поминай нечистого в Доме Господнем.
– Извините… Просто не знаю, с чего начать.
– Перекрестись. Три раза.
Влад выполнил просьбу. Секунда потребовалась, чтобы вспомнить, с какого плеча начинать. Не угадал.
– Справа налево! – подсказал священник, расплывшись в улыбке.
Влад снова перекрестился три раза, на этот раз правильно.
– Ты регулярно задумываешься о Боге?
– Нет, – выдавил из себя Влад, не решившись солгать в этих стенах.
– Раньше исповедовался?
– Нет.
– Будет сложно, – сказал диакон и едва заметно улыбнулся. – Я бы посоветовал не спешить. Вспомни все грехи.
– Я наделал столько глупостей, что, кажется, уже не отмоюсь…
– Просто смотри в книгу и говори. Нужные мысли придут сами.
– Фуф… ладно, – сказал Влад и тяжело вздохнул. – Я хотел поговорить об одном человеке, с которым у нас сложные отношения. Прямо сейчас.
Священник сложил руки и зашептал что-то под нос.
– Этот человек – мой друг… хотя я в этом не уверен. Я считаю, он сделал ужасную вещь. Он растратил все деньги, которые требовалось пустить на дело. Но всё сложнее. Я просто не вижу веских доказательств, что он совершил этот поступок. Я постоянно нахожусь в сомнениях, доверять ему или нет. Стоит ли простить его или, наоборот, вывести на чистую воду? Я не знаю. Вместо доказательств вины я нахожу обратное. Что человек он на самом деле хороший. Он невероятно умный. Энергичный, талантливый, я им восхищаюсь. Он умеет поднять настроение, не злой, не мажор… хотя при деньгах. У него в прошлом было столько девушек, что он уже не обращает на них внимания. Он хорошо разбирается в людях и старается видеть в них только хорошее. Он во всём лучше меня. Во всём. Я хочу простить его, но… не могу.
Время от времени диакон Антон чуть слышно проговаривал: «Господи, помилуй раба божьего Влада, прости ему прегрешения вольные и невольные…» Он повторял эту фразу несколько раз.