— Господин, тебя с раннего утра дожидаются посланники из императорского дворца.
Из атриума вышли два человека, истинность профессии которых угадывалась при первом взгляде на них: оба были одинакового роста, наглухо запахнутые в паллии, топорщащиеся сбоку от рукоятей мечей: секретари...
— Не распрягай лошадей! — приказали они вознице. — Кальвисий, едем к корникулярию.
— Прямо сейчас?.. — удивился бывший сенатор, уже догадываясь, для чего его вызывает Антоний Ульпиан. — Так надо бы умыться с дороги, почиститься...
— Во дворце мы тебя и умоем, и почистим... — нагло пообещали секретари.
«Это всё по поводу Гонории... Буду молчать как рыба. Но они же, сволочи, выбьют всю правду... — Кальвисий взглянул на секретарей, расположившихся в повозке напротив, ухмыляющихся, со стальным блеском в глазах... — От таких «посланников» пощады ждать не приходится... Но ты погоди, не хорони себя раньше времени... — И, вспомнив разговор с рабынями, тоже ухмыльнулся. — Я ведь давеча сказал им, будто в зеркало гадателя смотрел: «Случись что со мной...» Вот, кажется, и случилось...»
В таблине Антония, куда доставили бывшего сенатора, сидел Себрий Флакк...
«Не ожидал его здесь увидеть! Хотя почему не ожидал?! Он же тоже ездил на юбилей к другу в Рим... Значит, и Себрия пытали... Надеюсь, только вопросами... Иначе он бы не сидел тут, а гремел цепями в «крысиной норе» — в подземной темнице», — сразу промелькнуло в голове Кальвисия, и он поздоровался:
— Здравствуй, Себрий. Какими судьбами?
— И тебе здоровья, Кальвисий... Сейчас всё узнаешь.
Вошёл Антоний, за ним — скриб с деревянным ящичном на боку. Если евнух при императрице исполнял ещё и должность писца, то у себя он имел своего...
— Кальвисий Тулл, — обратился Антоний к бывшему сенатору, — твой друг Себрий Флакк ранее сообщил мне, что ты после праздника оставался у Клавдия ещё двадцать дней и можешь знать больше его, так как Себрий из Рима сразу уехал... Правильно я говорю? — Евнух неожиданно повернулся лицом к Себрию Флакку. Тот как-то сразу смутился, нервно заёрзал на скамейке.
— Правильно, — ответил Себрий, опуская глаза.
«Пёс... Уже что-то успел наговорить на меня...»
— А ты ничего не знаешь, Кальвисий? — Евнух снова обратился к бывшему сенатору.
— А что мне следует знать? — вопросом на вопрос ответил Кальвисий.
— Я говорю о Гонории, которая, по нашим сведениям, находится в Риме.
— Если она находится в Риме, так и задержите её там.
— Задержим... Она остановиться в Риме могла только у отца своего возлюбленного.
— Я даже не ведаю, кто у неё возлюбленный. Меня такие вещи не интересуют. У меня свои возлюбленные... — заявил Кальвисий Тулл.
— Дойдёт дело и до них, — пообещал евнух, явно недовольный ответами бывшего сенатора. — Всему своё время...
«Слава богам, что рабыни не знают, куда спрятали Гонорию...» — успокоил себя Кальвисий.
— Значит, ты о Гонории ничего не знаешь и ничего не ведаешь... Ладно. Я пока отпускаю тебя. Приедешь домой — подумай. Со своими возлюбленными-рабынями переговори. И скажи им, что в «крысиной норе» даже немые начинают говорить, — хохотнул Антоний, а скриб посмотрел на него, молча спрашивая: писать ли это или не писать?
— Пиши, пиши! Пусть всё читает наша императрица. У нас от неё тайн не существует...
«Ах, паршивец, злодей без яиц!.. Тайн, видите ли, не существует... Да ты окружён ими, как на подносе жареный кролик маринованными оливками, фигами и каперсами... Без этих тайн тебе и дня не просуществовать... Когда надо, ты перед Плацидией выдёргиваешь то одну, то другую, как шулер при игре в кости мечет нужную или «шестёрку», или «сучку».
— Хорошо, Антоний, я подумаю.
— Думай, да недолго. Сроку я даю тебе, любезный, два дня.
«А Себрий Флакк?.. Каков негодяй! Я оказался прав, не доверяя ему... И верно сделал, что сказал об этом Клавдию... А ведь Антоний своих секретарей, поди, уже и в Рим послал... К Октавиану-старшему... Правильно, что о друге думаешь. А сам-то как?» — снова тревожные мысли стали одолевать Кальвисия. А вернувшись в свой дом, подумал о сыне. Не ведал отец, что сына уже нет в живых... В конце концов, решение, которое он принял, может быть, и не пришло бы в голову бывшего сенатора, если бы он точно знал, что Рутилий погиб... Нет, не принял бы Кальвисий такого решения! Он бы потягался ещё с «пустой мошонкой» и не испугался бы его «крысиной норы»... И было не страшно в этом случае патрицию Кальвисию Туллу, что, засадив в тюрьму, его объявят государственным преступником и конфискуют всё имущество. Сына нет в живых, а тогда о чём беспокоиться?! Но Кальвисий думал, что Руталий ещё здравствует, и поэтому всё надо сделать так, чтобы не испортить ему карьеры и чтобы всё, чем владеет бывший сенатор, досталось его единственному наследнику... А это возможно, если Кальвисий... или примет яд, или в тёплой ванне вскроет себе вены...