9 апреля. С Маккафой почти не встречаемся, она взяла домой книгу и тоже занимается. Предметы у них какие-то странные – этикет, рукоделие и всякие тому подобные штуки. Нам, конечно, пару раз рассказывали, как следует вести себя в гостях, вилку держать и так далее, но разве наберется тут на целый год занятий? Да еще экзамен устроили!
20 апреля. Не хочу про экзамены рассказывать, ничего интересного не было. Разве что, когда с металлами возились, я себе палец обжег, хорошо что несильно. Холль разозлился и хотел меня выгнать, но потом передумал и даже хорошую отметку поставил. Но это вовсе не главное. Сегодня мы с Маккафой после школы у театра встретились, и она мне сказала, что через неделю уезжает на гастроли. У меня просто язык отнялся, стою как пень и сказать ничего не могу. «И надолго?» – спрашиваю. Она засмеялась и отвечает: «Как будто не знаешь, что до октября». Я, конечно, знал про гастроли, но почему-то думал, что она с дедушкой дома останется, а спросить не догадался. «Это точно?» – спрашиваю, хотя куда уж точнее. «Да что ты волнуешься, я же обратно приеду. Ты, кстати, уже решил, кем будешь? До выпускного всего год остался». – «А тебе два, – говорю, потому что пока не знаю, какую профессию себе выбрать. – Может, в Академию пойду, на агронома или зверовода. У меня по природе хорошие знания». Я на самом деле уже думал об этом, но как-то вскользь. «А ты, наверное, в цирке останешься?» – «Если бы это было так просто, – вздохнула она. – Надо в каком-нибудь номере участвовать, не все же время мне на клоуне ездить. Он и так меня с трудом поднимает, а скоро вообще не сможет». Тут она меня за шею обняла и говорит: «Как ты думаешь, не смог бы ты что-нибудь необычное выдумать? Тогда мы могли бы вместе на арене выступать». У меня снова язык отнялся, потому как я на самом деле довольно стеснительный, мне неуютно в большом коллективе. А перед толпой номера откалывать – это вообще, наверное, мне не под силу. Но я ничего не сказал и постарался сделать вид, что обдумываю ее предложение, хотя на самом деле ни одной мысли в моей голове не было. Наконец я промычал что-то не слишком внятно, вроде как попробую, но не уверен, что у меня получится. Она обрадовалась и поцеловала меня, но тут целая толпа народа из театра повалила, и мы поскорее во дворы ушли. Снег как сошел, здесь всюду кучи мусора, но скоро их уберут, конечно. А пока мы кое-как между ними проскочили и к Хеттике вышли, за моим домом. Маккафа мне говорит: «Тебе надо внимательность в себе развивать, это очень важно для циркового артиста». – «А разве я невнимательный?» – спрашиваю. «Ты по-своему, конечно, внимательный, но не так, как нужно. Вспомни все случаи, которые с тобой были – с коньками, лыжами, со льдиной. На арене такие промахи очень дорого стоят». Я слушал ее и думал, что все происходило вовсе не из-за того, что я ворон считал (разве что когда я на льду споткнулся, да и то потому что на нее смотрел). А с разломившейся льдины я упал, потому что на мне цеплялки не были надеты, которые я ей же и отдал. Хотел я все это ей сказать, но промолчал, такой у нее голос был наставительный, что мне не захотелось спорить. А потом я вспомнил, что она скоро уедет, и вовсе про все остальное забыл, и спрашиваю: «Куда отправляетесь?» – «Ой, далеко! – Она развеселилась, я помню, как она говорила мне, что любит путешествовать. – Поедем на север, вдоль восточного побережья. Дорога до Азианы займет примерно месяц, там в самой столице будем выступать, представляешь? А потом обратно, вдоль западного берега – это еще месяц, итого четыре». Мне так завидно стало, что слов нет! Считай, за одно лето всю Империю объедет. Все-таки, как ни крути, а в профессии циркового артиста есть положительные стороны. «Так ты, значит, опоздаешь к началу занятий?» – спрашиваю. Она засмеялась и ничего не ответила.
1 июня. Вот Маккафа и уехала, я смотрел, как их фургоны вереницей выезжают на Помидорную улицу. От цирка остался один каркас: каменное основание и деревянная коническая крыша. Даже клоун уехал, хоть он мне и не понравился. Но Маккафа, конечно, в любом случае отправилась бы с родителями, тут клоун не при чем».
Валлент перевернул очередной лист и внезапно понял, что читать стало намного сложнее, чем в самом начале. За окном уже сгущались сумерки, к тому же почерк юного Мегаллина все больше утрачивал округлость и становился отрывистым и резким.
Первая тетрадь была освоена примерно наполовину и, в общем, пока не дала магистру никаких значимых сведений. Да и нелепо было бы ожидать от мальчишеского дневника откровений, проливающих свет на события, отстоящие от описываемых Мегаллином на восемнадцать с половиной лет. Две фигуры из упоминавшихся в тетради будущего мага – Маккафа и безымянный брат одноклассника Клуппера – заслуживали того, чтобы интересоваться их дальнейшей судьбой. Магистр надеялся, что они еще появятся на страницах дневника.
Глава 8. Версия
На среду Валлент наметил, в общем, только один разговор. Для этого нужно было отправиться в «Эврану», и будет лучше, если при этом его увидят там как можно меньше людей. Более подходящего времени, чем девять-десять часов утра, невозможно было придумать.
Магистр вынул из ящика две серебряных монетки, десяток которых вручил ему вчера Бессет, – попросив при этом расписаться в расходной ведомости, – выпил кружку холодного чая и вышел во двор, чтобы оседлать Скути. Тисса кормила десятка полтора полных цыплят и куриц, толпившихся вокруг ее ног, и приветствовала отца бодрыми словами. Похоже, сегодня у нее было хорошее настроение.
– Дай и мне тоже, – вдруг сказал Валлент и отсыпал из мешочка пшеничных зерен. – К обеду не жди, я задержусь сегодня на службе
Магистр хотел взглянуть на театр, цирк, суд, обыкновенные жилые дома глазами мальчишки начала века. Он хорошо помнил те времена, лишенные обреченности, пронизавшей все общество сверху донизу. И еще вчера ему казалось, что он уже избавился от бесплодной тоски по ним.
Однако привычки следователя подчинять второстепенное главному заставили его направить лошадь короткой дорогой, через Сермяжную площадь. Полупустые улицы позволяли ему устроить по ним скачку, но Валлент не был уверен в здоровье Скути и не хотел привлекать к себе внимания, так что прошло не меньше четверти часа, прежде чем вывеска с вычурно написанным словом «Эврана» не возникла перед его глазами. Когда-то почти весь фасад здания представлял собой полупрозрачные стеклянные панели, изрисованные аппетитными блюдами, картами, игральными костями, танцующими девицами и прочими атрибутами богемной жизни. Но во время народных волнений, случившихся в окрестностях торговой миссии Азианы, проголодавшаяся толпа заодно выставила стекла на первом этаже ресторана. Подкрепившись, народ продолжил разграбление миссии. С тех пор что-либо бьющееся напрочь исчезло из внешнего оформления «Эвраны».
Посетителей внутри не оказалось. Вообще, у Валлента создалось впечатление, что столики в той половине зала, что находилась ближе к выходу, стоят здесь только потому, что хозяину жаль их выбрасывать – уж очень у них был заброшенный вид. Зал освещался двумя десятками свечей, чьи желтые огоньки лепились к стенам на уровне головы. Из дверцы, прятавшейся за портьерой, выскочил мальчишка лет двенадцати.
– Отвести вашу лошадь в стойло, господин?
Валлент кивнул. Пройдя между двумя рядами деревянных колонн, подпиравших потолок, магистр подошел к стойке, по ту сторону которой расположился на стуле опрятный пожилой человек с несколько одутловатым лицом.
– Вам угодно завтрак? – равнодушно спросил он, толстым пальцем подвинув к магистру плотный листок со списком доступных угощений. Валлент склонился над ним и прочитал около десятка названий. Его привлкли печеный лангуст и жареные бобы под огуречным соусом. Он назвал их и отошел на приличное расстояние от стойки, выбрав столик с таким расчетом, чтобы его частично скрывала одна из колонн, но сам он в любой момент мог убедиться в том, что кравчий не подслушивает его разговор. Скинув плащ, он сел и принялся изучать резные панели на стенах, изображавшие сцены из общественной жизни Императора – его выход на верхнюю площадку ступеней своего дворца; верхом на коне с воздетой рукой; во время приема провинциальной депутации и тому подобное. Все эти картины, сильно приукрашенные резчиком, остались в прошлом и вызывали тягостное чувство.
Через несколько минут рядом с магистром появилась молодая женщина, на удивление стройная и привлекательная. Впрочем, именно такими и должны быть официантки. Ее пухлые губы сложились в дежурную улыбку, когда она встретилась взглядом с Валлентом и стала расставлять на столе тарелки.
– Угодно ли вам вина? – поинтересовалась она.
– Яблочное, – сказал магистр.
Пока Валлент пробовал на зуб бобы, оказавшиеся достаточно прожаренными, девушка вернулась и поставила рядом с ним бокал и маленькую пузатую бутылку. Какое-то время магистр размышлял, стоит или нет доставать амулет, чтобы подвергнуть блюда магической проверке на предмет подлинной свежести.
– Что-нибудь еще?
– Сядьте справа от меня, – решительным тоном произнес Валлент. Она ничуть не удивилась просьбе клиента, в ее лице на мгновение мелькнуло что-то хищное и самодовольное. Магистр предположил, что порой ей приходится выполнять не только функции официантки.
– Как вас зовут?
– Мунна, господин, – ответила она. Валлент мысленно поразился своей удаче и еще более внимательно всмотрелся в ее личико, почти не тронутое косметикой. Узковатые глаза Мунны слегка прикрылись, в отличие от губ, двусмысленно надувшихся. – А вас?
– Валлент, – проговорил магистр, не видя причин для скрытности. – Это вы доставляете обеды в Орден?
С ее лицом произошла обратная метаморфоза, и скучающее выражение вновь расползлось по нему.
– Почему я должна отвечать вам, господин Валлент?
Магистр тщательно прожевал кусок лангуста и медленно развернул кольцо, врученное ему Дерреком, лягушкой наружу. Рот Мунны раскрылся, хотя она явно прилагала нешуточные усилия для того, чтобы не допустить этого, розовый язык сам собой вылез наружу и провел по пересохшим губам девушки. Затем шпилька выскочила из ее каштановых волос и, ввинтившись в бутылочную пробку, предприняла почти успешную попытку выдернуть ее из горлышка. Мунна хотела вскочить, но не смогла сделать ни единого движения, выпученными глазами смотря на магистра. Ее высокая прическа, потеряв поддержку, копной опала вниз и закрыла узкий белый лоб.
– Я наделен полномочиями Мастера, – сказал Валлент и отпустил ее. Воздушный кокон рассеялся с легкими завихрениями, пошевелив края скатерти. Он и сам не ожидал такой мощи от кольца Деррека, в несколько раз усилившего его собственные простейшие заклинания. Он так давно не пользовался магией второго уровня, что уже успел забыть, какого расхода энергии требует ее применение. Однако сил на то, чтобы вручную вынуть из бутылки пробку, у него достало.
– Да, я часто носила готовую еду в Орден, но в последний раз это было в июне, еще до того, как маги отправились в экспедицию, – тихо ответила она, с благоговением глядя на магистра.
– Кто из магов чаще всего пользовался вашими услугами?
Она смешалась и недоуменно подняла брови:
– Откуда вы знаете, что… это бывало? Маги очень неразговорчивые люди. Да ведь, в конце концов, это их личное дело, не так ли? Меня постоянно осматривает дипломированный врачеватель из Академии, так что ничего нехорошего с ними не должно было случиться.
На этот раз смутился Валлент, не ожидавший, что его поймут в таком смысле.
– О своей интимной жизни расскажете потом…
– Когда? – встрепенулась Мунна.
– Меня интересует магистр Мегаллин, – продолжал Валлент, заставляя себя сосредоточиться на деле, – его привычки, облик… в том числе моральный, конечно… Обращался ли он к вам с необычными просьбами, как выглядел и так далее. Лучше всего начните с начала.
– С какого начала? – опять поскучнела девушка. – С детства, что ли?