Незадолго до наступления сумерек шлюпка подошла к берегу. Она пристала, как и предполагал ефрейтор Кузин, в устье Топоркового ключа — здесь наиболее удобное место для высадки. В шлюпке оказались военные моряки: двадцать девять человек насчитал ефрейтор Кузин, наблюдая за неизвестными из прибрежных зарослей шеломайника. На дне шлюпки виднелись автоматы, шинели, вещевые мешки с притороченными к ним касками.
В мирных намерениях неизвестных нетрудно было убедиться в первую же минуту, как только шлюпка ткнулась носом в камни у устья ключа. Усталые, заросшие щетиной лица матросов светились счастьем, радостные возгласы оглашали распадок. Над общим шумом и гвалтом послышался строгий молодой голос:
— Кривцову и Валькову закрепить конец на берегу. Всем сходить на берег по одному, вещей не брать: будем вытаскивать шлюпку. Первому отделению обеспечить дрова и развести костер.
Говоривший продолжал сидеть на корме, у руля. Это был молодой чернявый лейтенант со строгим смуглым лицом, с нахмуренными широкими бродами. Его тонкую гибкую фигуру ладно облегал новенький китель с рядами орденских планок над левым карманом. Черные выразительные глаза его светились лихорадочным блеском, когда он смотрел, как моряки припали к светлоструйному ручью, бегущему с гор. Видно, его тоже мучила жажда. Тем временем моряки, спрыгнувшие первыми на берег, радостно кричали, бросались целовать камни, обнимали друг друга.
— Братцы, до-ома!
— Наша земля!
Ефрейтор Кузин приказал Ломии оставаться в шеломайнике и наблюдать, а сам, одернув гимнастерку и выставив вперед автомат, вышел из зарослей и громко крикнул:
— Здравия желаю, товарищи!
Шумной гурьбой моряки окружили пограничника. Все тянулись к нему, чтобы взглянуть, пожать руку. Сквозь толпу матросов к Кузину с трудом протиснулся смуглолицый строгий лейтенант. Он стиснул пограничника, крепко поцеловал в губы, откозыряв, представился:
— Лейтенант Суздальцев, командир взвода морской пехоты.
Ефрейтор Кузин был смущен, но держался строго, деловито, как того требует пограничная служба.
— А теперь, товарищи, попрошу ваши документы, — сказал он, когда улегся шум. И снова, уже в который раз, одернул гимнастерку.
Документы у прибывших были в порядке. В командировочном предписании, предъявленном лейтенантом, значилось, что взвод следует из Нарвика на Дальний Восток.
— Из Норвегии, значит? — спросил ефрейтор. — А откуда же сейчас на шлюпке появились?
— Рассказ длинный, браток, — вздохнул лейтенант, пряча предписание. — Долбанули нас в океане. Две торпеды в наш пароход всадили. Четыре года воевали и уцелели, а тут, в мирной обстановке, чуть не сыграли в ящик.
— А где же остальные с парохода? — допытывался Кузин.
Лейтенант махнул рукой: что, дескать, спрашивать! Но, помолчав, сказал: — Погибли. Все. Перебиты на воде.
С откоса спустился взвод пограничников во главе с маленьким коренастым лейтенантом Морозовым. Ефрейтор Кузин, браво откозыряв, в двух словах доложил обстановку. Через несколько минут пограничники и моряки в одном строю двинулись на заставу.
А уже на другой день лейтенант Суздальцев сидел в кабинете генерала.
— Рассказывайте, как было, — приказал командующий. — Со всеми подробностями.
— Мы вышли из Владивостока вечером девятого июля и двенадцатого вечером подошли к Курилам. Был сильный туман. Около трех часов ночи на судне послышались крики: «Люди на море!» Я вышел на полубак и увидел отчалившую от нашего парохода шлюпку. Вскоре шлюпка вернулась с неизвестными людьми. Это были либо китайцы, либо японцы. Они были одеты в рваную солдатскую одежду и выглядели изможденными. Среди наших пассажиров оказался майор морской службы, который знал японский и китайский языки. Он и объяснился со спасенными. Кажется, это были бежавшие из японского концлагеря китайские военнопленные.
— Как фамилия майора? — живо спросил генерал.
— Я с ним не успел познакомиться, товарищ генерал, помню только, что его звали Иннокентием Петровичем, фамилия упоминалась, но я забыл. Ему лет тридцать пять, высокий, статный блондин. Между прочим, он говорил, что служил когда-то в морской погранохране в Приморье. Сам он из Владивостока.
— Грибанов?
— Грибанов! — с радостью подтвердил лейтенант Суздальцев. — Он направлялся в ваше распоряжение, товарищ генерал.
Командующий встал, прошелся по кабинету. На его лице нервно задвигались рыжие усы.
— Значит, погиб? — спросил он, остановившись перед Суздальцевым.
— Шлюпка, где он находился, была разбита. По-моему, он сразу же был убит или потонул.