глупостей.
Он вздыхает. – Хорошо.
– Отлично, – я шлёпнул его по спине. – А теперь возвращайся внутрь. Ты знаешь,
они ждут, пока ты починишь им свет.
Он кивает. – Ты идёшь?
Секунду я размышляю, желая остаться на свежем воздухе, но понимаю, что,
вероятно, будет лучше поддержать его, пока он на дне, так что я согласился и пошёл за
ним внутрь.
Он идёт в комнату Мамы, где она попросила его починить пару вещей, пока я сижу
на одной из скамеек в церкви. Здесь сейчас пусто; ни посетителей, ни прихожан. Я люблю
эти дни тишины и покоя. Даже Мама уезжает через несколько минут, чтобы поиграть в
бридж в клубе старушек, в котором она состоит. И когда Карл закончит свою работу в её
комнате, он также уйдёт, что позволит мне, наконец, насладиться приятным
одиночеством в церкви.
Я хочу наслаждаться этим, но тот разговор, который состоялся у меня с Карлом,
действительно испортил моё настроение. Не каждый день я сталкиваюсь со своим
прошлым. И мне это не нравится. В основном из–за воспоминаний, связанных… с теми,
кого я пытаюсь похоронить так глубоко, чтобы никто не мог добраться до них.
Но теперь… с тех пор, как Лаура вошла в мою жизнь, эти воспоминания вылезли на
поверхность, и как ни странно, это даже не больно, как я думал. Или, может быть, я
застрял в моём собственном маленьком мире пьяной боли, пока она не пришла, и как–то
утолила ту жажду, которую я чувствовал.
Но это неправильно.
Я вздыхаю и наклоняюсь к скамейке, держа голову, когда стыд накрывает меня.
Я даже не должен думать о ней.
Я должен каяться… день за днём… молиться Богу о милости.
Умоляя его простить меня за то, что я сделал.
За то, что отняли у меня.
Но всякий раз, когда я разговариваю с ним или умоляю его дать мне ответ, причину
для всего этого, в ответ я получаю тишину, и у меня остаётся пустое небытие.
Большие деревянные двери скрипят, но я остаюсь на месте. Я не в том настроении,
чтобы помогать людям сейчас.
Однако, я замечаю, что девушка садится рядом со мной, смотрю вверх, и на моих
губах появляется намёк на улыбку.
– Лаура. Что ты здесь делаешь?
–Я…увидела тебя снаружи, поэтому решила зайти поздороваться.
Прошло несколько минут. – И ты всё это время ждала?
Она сглатывает, кажется, она не может подобрать нужные слова. – Да… э–э…
Бруно, Диего, и я играли в футбол в переулке рядом с церковью, и я случайно подслушала
ваш разговор. Я не была уверена, стоит ли к вам подойти или поговорить. А потом ты
вошёл внутрь и… ну, и вот я здесь.
–Значит, ты… подслушивала? – я нахмурился. Я не ожидал от неё этого. Опять же…
я так же не ожидал, что она начнёт ласкать свою киску в исповедальне. Люди могут вас
удивить.
Она смыкает губы и усмехается. – Я не специально. Я имею в виду, что я была там,
и я не могла отключить уши.
Я вздыхаю и покачиваю головой. – Как много ты слышала?
–Достаточно, чтобы знать, что раньше у тебя была совсем другая работа.
– Ты можешь сказать это вслух, – говорю я. – Нет необходимости скрывать, если ты
уже знаешь всё.
Она облизывает губы и делает большой вдох. – Ты был дилером.
Я ничего не говорю, но думаю, отсутствие отрицания говорит о многом.
– Или ты что–то делал с этими дилерами. Что ты делал?
– Всё, что мне говорили.
–Как давно? – спрашивает она.
– Достаточно… девять лет.
–Вау. Значит, тебе вроде как… тридцать сейчас?
Я усмехаюсь. – Достаточно близко. Двадцать девять, – отвечаю я, глядя ей прямо в
глаза. – Ну, а тебе?
–Двадцать пять. Но я слишком зрелая для своего возраста
О, да… это я уже понял.
– Тогда почему же ты стал проповедником? –спрашивает она.
Я делаю глубокий вдох, надеясь, что этот разговор не зайдёт слишком далеко. – О,
ты знаешь. Я вроде как скатился до него.
–Как?
Прищурившись, я смотрю на неё. – Ты, конечно, задаёшь много вопросов.
– Мне просто любопытно, – она пожимает плечами. – Я хочу узнать парня,
которому я показал свою киску.
Я громко смеюсь над этим комментарием. Ничего не поделаешь. Её тёмный юмор
так хорошо совпадает с моим.
– В точку, – размышляю я. – Но разве твои братья не ждут снаружи?
– Нет, я сказала Диего отвезти Бруно домой.
–Хм… так что у тебямного свободного времени. – Я облизываю губы только при
мысли о том, чтобы трахать её прямо здесь, на этой скамье. Я такая грязная свинья.
– Так что… поговорим, – она подмигивает, отталкивая меня от моих нечестивых
фантазий.
– Ну, если ты действительно хочешь знать, – я откашлялся, откидываюсь на
деревянную скамью и смотрю на большую статую сзади.– Я не был хорошим ребёнком
когда–то. Я имею в виду, мои родители… они были наркоманами, так что ничего не могли
сделать для меня.
Она всё ещё смотрит на меня пристально, несмотря на то, что я делюсь тёмными
кусочками свой жизни, поэтому я продолжаю.
– Поскольку они не заботились обо мне должным образом, я позаботился о себе
сам. И через некоторое время… я сбежал.
– Оу, вау…
–Да. Я оказался в этой церкви, прямо здесь. Маргарет, ты её знаешь. Она
практически вырастила меня.
–О, мой… Я этого совсем не ожидала. Неудивительно, что иногда слышу, как ты
иногда называешь еёМамой.
Я киваю. – Она для меня, как мать. Единственная, кто действительно заботилась
обо мне.
–Значит, тебя действительно хорошо подготовили к роли проповедника?
– И да, и нет, – я снова вздохнул. Мы приближаемся к той части, которую я больше
всего ненавижу. Части, о которой я больше всего жалею. – Когда родители не заботятся о
своих детях, это оставляет след в их жизни. Как шрам. Он никогда не исчезает,
независимо от того, как вы пытаетесь его стереть. Когда я появился у родителей, хотя они
никогда не хотели меня, в первую очередь, это заставило меня чувствовать себя
ненужным.
–Должно быть, было ужасно… – она прикусывает губу, но прислушивается к
каждому моему слову.
– Так и было, в основном потому, что я не мог справиться с этим чувством
отчуждения. Всё ещё не могу. Посмотри на меня. Я из–за этого пьяница, бесполезная
хуйня.
–Эй, ты не ужасен. У нас у всех есть багаж, – говорит она. – Я имею в виду моих
братьев, и я убежала от нашего отца и начала жить с нашей тётей, потому что он был так
жесток. А когда она умерла, я была единственной, кто смог заботиться о моей семье.
– Наверное, тебе было тяжело, – говорю я.
–Да, но у всех есть прошлое, которое формирует нас. Это не всегда плохо.
–Я… – вздыхаю я. – Мне этого никогда не хватало. Независимо от того, что делала
Маргарет, она не могла заполнить пустоту, оставленную моими родителями. Я становился
всё более недовольным собой и миром, несмотря на то, что она старалась сделать его как
можно радостнее. Я всё ещёищу свою ценность где–то в другом месте. Я хотел
чувствовать себя хорошо. Как будто я был кем–то. Кем–то, кого люди хотели.
–Ты связался с плохой компанией, – она прекрасно заполнила пробелы.
– Точно, – говорю я. – Я присоединился к банде. Делал всё, что они просили. Очень
любил похвалу и ненавидел отказы, но я ходил с ними куда угодно. Я знал, что
разочаровываю Маму, но это не останавливало меня. Её любви было недостаточно для
меня. И по сей день, я жалею об этом решении. Я вернулся к ней на коленях, умоляя о
помощи, и она оказала её. Мама позволила мне вернуться в свой дом, обратно в свою
жизнь, обратно… в своё сердце. Она даже позволила мне стать проповедником для этой
церкви. Почему? Я ничего для неё не сделал. Я брал и брал, не давая ничего взамен. Я