Легион смеётся, но это не тот тёплый, всеохватывающий тембр, который одновременно потряс и утешил меня, когда я услышал его впервые. Он не сочетается с глубокими ямочками на щеках, которые я целовала на ночь, прежде чем положить голову ему на грудь. Звук не соответствует серебристым глазам, освещённым звёздами, которые видели сквозь грубость и заставляли меня чувствовать самой желанной женщиной в мире. Смех Легиона больше не тот, который я когда-то считала своим. Он больше не мой. Он принадлежит душам.
— Так мило, что вы присоединились к нам. Мы ждали вас, — шипят они своим многослойным, отрывистым голосом. Ледяные мурашки ползут по позвоночнику, как дюжина замёрзших пауков.
— Тогда почему бы тебе не подойти чуть ближе? — кричит в ответ Дориан, всё ещё вырываясь из объятий брата и тестя. — Освободи мою жену, и я, возможно, позволю тебе сохранить голову, прежде чем извлеку сердце из твоей груди, демон.
Многие зловеще ухмыляются, угроза насилия одновременно забавляет и соблазняет их.
— Зачем? Она именно там, где ей нужно быть. Воссоединилась со своими сёстрами.
Я смотрю на Лилит, в то же время как она смотрит на меня. Воссоединилась со своими сёстрами? Значит, это была не работа Легиона. Он не вызывал Четырёх Всадников, чтобы мы могли остановить его. Это сделали души. Но зачем?
Люцифер делает шаг вперёд, подняв ладони в притворной капитуляции.
— Что ты ищешь, Легион потерянных Душ? Какое тебе дело до Всадников?
Многие пристально смотрят на Люцифера в течение долгого времени, обдумывая возможность раскрыть карты.
— Они Первые Женщины — начало. И они будут концом. Твой брат глупо боролся с судьбой ценой своей жизни, и, в свою очередь, мы можем не выжить в этом теле. Однако мы планируем забрать этот мир с собой.
— Что ты имеешь в виду, боролся ценой своей жизни? — Встревает Кейн. — Что ты с ним сделал?
Многие издают хриплый смешок, обращая чёрные глаза к Кейну.
— Мы не отчитываемся перед тобой, Демон Убийства.
Кейн рычит, но прежде чем успевает выкрикнуть что-нибудь вульгарное, Люцифер возражает:
— Тогда ответь мне. Что вы сделали с Легионом?
Многие ухмыляются.
— Не больше, чем он сделал сам с собой.
— И что это значит?
— Он думал, что самоубийство спасёт вас. — Они обращают на меня чёрный, безжизненный взгляд, заставляя вздрагивать. — Что спасет её. Он ошибался.
— Ты хочешь сказать… — начинаю я таким тихим и дрожащим голосом, что едва слышу себя. — Ты хочешь сказать, что он мёртв?
Многие улыбаются мне, будто ждали, что я присоединюсь к разговору, будто сам вид и звук моего трепета — дар.
— Так и будет. Скоро, милая. Очень скоро.
Меня сейчас стошнит, но я сглатываю подступающую к горлу желчь и пытаюсь унять дрожь.
— Чего вы хотите? — удаётся мне выдавить из себя:
— Чего хотим? У нас есть всё, что хотим. У нас есть Всадники. У нас есть демоны. И скоро у нас будет этот мир.
— Но у тебя нет Всадников, — бросаю я вызов. — Вы хотите уничтожить всё в этом мире? Тогда мы понадобимся вчетвером.
Многие снова ухмыляются, прежде чем щёлкнуть пальцами. Из-за могилы Мари Лаво доносится движение и звуки потасовки, которые заканчиваются громким шлепком. А затем мы все дружно ахаем. Красноглазый демон тянет миниатюрную фигурку за чёрные волосы. Она выглядит не так хорошо, как Габриэлла, словно её пытали несколько дней. Но Саския не сдаётся. Она борется с демоном, и когда он рывком поднимает её на ноги, она плюет ему в лицо кровью.
Всё кончено. Больше не за что бороться.
Легион едва жив. Мы в ловушке и в меньшинстве. И каждая деталь головоломки, которая уничтожит нас всех, выстроена в ряд. Многие уже победили.
Я смотрю на Люцифера в поисках плана, объяснения, чего угодно, но он отказывается встречаться со мной взглядом. А просто продолжает смотреть вперёд, на Многих. И даже не моргает.