— Мы делаем так, чтобы почтить их. Это мир, где принимают Верадин Крестников, — тихое благоговение в его голосе кардинально отличалось от того, что знала Сэла. — Крестники всегда верны месту упокоения. Однажды и я здесь окажусь, навсегда.
Прошел день, но Сэла никак не могла успокоиться.
— Почему здесь, сэр?
— Никто не подумает искать нас здесь, Тай. Тебе нужно время, чтобы поправиться.
Он постучал по экрану, привлекая внимание Сэлы к тому, что там изображено. Местность выглядела беспорядочным нагромождением камня и металла.
— Приземлимся здесь. Не слишком далеко, чтобы дойти до места.
— Надеюсь, нам не придется устраиваться в одной из этих гробниц.
— Вероятно, сейчас это самое безопасное место, Тай. Сомневаюсь, что мертвых озаботит укрывательство двух дезертиров.
Ледяной ветер захлестнул их в тот же момент, как они вышли из-под защиты люка «Касс». Этому месту не хватало чудовищной жары Тасемара. Разреженная атмосфера. Просто идти и то оказалось трудно, приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дыхание. Раньше в таких ситуациях, прежде, чем десантироваться, Сэла проходила предварительную акклиматизацию. Но в условиях, что выпали им с Верадином, треть ее команды устала бы не хуже, чем капитан.
Она тревожно посмотрела на капитана. Верадин не проходил подобной подготовки. Как офицеру, ему не приходилось ступать на поверхность негостеприимных миров. Сейчас он согнулся, оперевшись руками о колени, и задыхался.
— Наверное, нам нужно вернуться на корабль, сэр, — нетерпеливо сказала Сэла.
Ему здесь было плохо.
— Нет, — прохрипел Верадин. — Я должен это сделать.
Он прислонил к лицу маску и сделал глубокий вдох. Бледность на лице исчезла, обогащенный кислородом воздух заполнил легкие.
Сэла едва удержалась от протеста, слишком много их было за последнее время, повесила сумку с снаряжением на здоровое плечо.
— Осталось немного. Давай двигаться, — сказал Верадин и, шатаясь, поплелся дальше.
Пока они пробирались по размытой тропке, Сэла осмотрела горизонт. На таком расстоянии поселение, основанное здесь в первые дни экспансии, могло прятаться в тумане. Но там странная неподвижность. Никаких кораблей ни на посадочной площадке, ни вне ее. Никаких огней, за исключением тех, что предназначены для украшения, пульсирующих в молочных сумерках их каменных стен.
Тропинка вилась между двух стальных обелисков, гордо возвышающихся ввысь, отмечая вход. Руны высокого евгеника украшали обелиски. Сэла остановилась, склонив голову на бок. Она не понимала, что здесь написано. Для нее это были просто строки пиктограмм и знаков. Она знала только простой общегалактический и более простой военный язык. Высокий евгеник для нее что-то вроде священного языка. Ни один фабрикат никогда не говорил на нем, и уж точно не мог ничего прочитать. Этот язык предназначался только для гребнистых.
— Здесь высечены имена династий Крестников, покоящихся в этом месте, — объяснил Верадин. — Верадин и другие, что были союзниками еще во времена экспансии.
Ответ Сэлы прозвучал автоматически, как их учили отвечать:
— Это не для меня, сэр.
Джонвелиш показал на длинный ряд знаков.
— Корсаир. Новиан. Верадин.
Сэла в ужасе от его небрежного тона отступила назад. Где-то там, далеко, Линео смеется надо мной.
— Я могу научить тебя ему, Сэла. Читать и говорить на евгенике.
— Это не для…
Мысль как жеваный металл.
Верадин схватил ее руку и прижал к холодной поверхности. Сэла отпрянула, словно ужаленная.
— Хвала Судьбам! — устало сказал капитан. — Ты не превратилась в столб пепла.
Сэла растирала ладонь, как будто коснувшись этих знаков, получила удар током. Свой голос она сама едва услышала из-за воя ветра.
— Вы не должны этого делать, сэр.
Верадин усмехнулся. Он закашлял до тех пор, пока не сделал пару вдохов через маску. Села наблюдала за ним. Он должен уже начать приспосабливаться к климату.
— Ты ведь не ребенок, Сэла. Первые пытаются держать вас в неведении.
У нее пересохло во рту, когда она услышала священника в этих словах, произнесенных капитаном.
— Это просто камень и металл, — прохрипел он.
— Я знаю, сэр. Просто все это… отличается.
Сэла возненавидела сжавшиеся от страха внутренности. И возненавидела свою нерешительность. Меня объявили изменником и предателем. Я бросила вызов Режиму и Уставу, стала личным врагом Тринкуло. И все же что-то заставляет меня колебаться?